Правитель Аляски

Тем не менее Лисянский подозревал, что колоши ведут с ними двойную игру. Неспроста, вывесив белый флаг, они в то же время посылали из крепости своих воинов собирать лежавшие поблизости пушечные ядра, выпущенные с «Невы». Одна из освобождённых колошами кадьякских женщин сообщила, что ситхинцы отправили лесом гонцов к жителям селений по Хуцновскому проливу с просьбой о подкреплении.

Обо всём этом Лисянский проинформировал приехавшего к нему на корабль Баранова. Правитель был бледен и держал руку на перевязи. Настроен же он был ещё решительнее, чем прежде.

   — Аманаты — это хорошо, — жёстко сказал Баранов, — но при нынешних обстоятельствах полагаю, что условием мира будет лишь безоговорочная сдача крепости колошами.

Это требование через толмача передали ситхинским тоенам, а сами между тем предприняли новые действия для взятия крепости в случае отказа колошей добровольно сдать её. На срочно сбитых плотах подвезли на берег корабельные орудия. В тот же день, к вечеру, ситхинцы ответили, что к сдаче готовы.

Утром на «Неве» ждали, когда же колоши начнут покидать крепость. Но оттуда никто не появлялся. Жизнь в осаждённом селении, казалось, замерла. Лишь огромное множество ворон поднялось и с громким карканьем кружилось над крепостью.

Похоже, что-то вспугнуло их, разглядывая птиц и вымершее селение в зрительную трубу, сделал вывод Лисянский. Он распорядился направить к крепости дозорных с толмачом для выяснения обстановки. Вернувшись, те сообщили, что, за исключением нескольких древних старух, крепость пуста.

Лисянский с Барановым подъехали на шлюпке к брошенной крепости. Осмотр её показал, что колоши соорудили своё укрепление по всем законам фортификации. Его защищал частокол из толстых брёвен, уложенных в два и три ряда, и этот палисад был настолько прочен, что ядра корабельных пушек не могли пробить его. С обращённой к морю стороны в ограждении были сделаны амбразуры. Повсюду виднелись следы поспешного бегства. Колоши оставили две лёгкие пушки, солидные запасы вяленой рыбы и солёной лососёвой икры. В домах, тесно стоявших внутри ограждения, было найдено много посуды и иных предметов утвари.

   — Должно быть, отсюда и скрылись ночью, — заключил Баранов, рассматривая следы на земле у выходящих к лесу крепостных ворот.

На берегу колоши бросили почти тридцать превосходных лодок-долблёнок.

Но самое страшное открылось в одном из пустых домов крепости. Там обнаружили трупы пяти младенцев, зарезанных ножом.

   — Почему они сделали это?! — с отчаянием вскричал Лисянский. — Неужели думали, что мы убьём их, и потому предпочли сделать это сами?

   — Нет, — возразил Баранов. — Они боялись, что младенцы своим плачем выдадут их при поспешном бегстве. Потому и убили.

   — Какое варварство! — не сдержался Лисянский.

А Баранов в это время угрюмо думал о том, что ему никогда не удастся привести к покорности людей, которые ради сохранения свободы готовы пожертвовать даже собственными детьми.

Из крепости вывезли некоторые вещи и обнаруженные там ядра корабельных пушек, после чего селение колошей по решению Баранова предали огню. С залива было видно, как разлеталось от жаркого пламени воронье.

Через несколько дней Лисянский, считая свою задачу выполненной, повёл «Неву» на Кадьяк, пообещав к лету, на пути в Макао, навестить Баранова и взять груз мехов для продажи в Китае.

Зимовать на Ситхе остались чуть более сотни промышленников и почти семь сотен алеутов. Предстояло отстраивать крепость заново. По праву победителя правитель Аляски решил воздвигнуть её на облюбованном высоком каменном мысу, с которого открывался прекрасный обзор всего залива.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Батавия,

5 апреля 1819 года

Ночь Баранов провёл беспокойно, знобило. Под утро приснился нехороший сон. Будто стоит где-то у подножия ледяных гор — не в заливе ли Якутат? — группа людей: бородатые промышленники, два молоденьких офицера, монах в чёрной рясе, двое или трое английских и американских капитанов, ещё кто-то. Поодаль — царедворец в пышном мундире. Морской прибой яростно бьёт в берег, докатываясь до их ног.

А он приближается к ним на однолючной байдарке, осторожно лавируя меж плавающих в воде льдин. Выходит на берег в стороне — они машут рукой: «Иди к нам!» Осторожно подходит, всматривается. Вот так дела! Этот, чернобородый в рясе, — отец Иосаф. Среди промышленных — Лукин, Василий Медведников. С ними рядом плотный, сановитого вида купец — Григорий Шелихов, а вокруг Шелихова толпятся ветераны компании, штурманы Бочаров, Измайлов, Прибылов. Там и двое, не доплывших до Аляски, — Кох и Борноволоков. Как он ждал их, своих сменщиков! Не дождался. А вот американец О’Кейн обнимает за плечи мрачно ухмыляющегося Генри Барбера. Молоденькие флотские лейтенанты — конечно же, неразлучные друзья Хвостов и Давыдов. А стоящий отдельно от других, как бы соблюдая дистанцию, неужто Николай Петрович Резанов? Точно — он. Какие они все бледные, невесёлые.