Правитель Аляски

   — Что ж, Михаил Петрович, спасибо. От бездействия больше страдать не будешь. Лето пришло, самая горячая пора. Готовься, скоро вновь в поход отправишься. Хочу послать тебя вместе с «Открытием» Подушкина на Сандвичевы острова за сандаловым деревом. Дерево то продать надо будет в Маниле. Из Манилы путь будешь держать на берега Перу, в Кальяо, где надо мягкую рухлядь выгодно сторговать. А уж оттуда — прямой путь обратно, в Кронштадт. Вместе с Подушкиным на Сандвичевых ещё одно деликатное дело сделаете, но о том потом поговорим.

   — Когда отплывать велите? — стараясь сдержать охватившее его возбуждение, деловито спросил Лазарев.

   — О том будет моё распоряжение. Сначала надобно мне бриг «Мария» в Охотск с мехами отправить. На нём штурман Петров пойдёт. Отправим бриг — тогда уж и твоя очередь настанет.

Вернувшись на корабль, Лазарев поспешил поделиться с офицерами приятным известием. Кажется, изменчивая фортуна наконец-то повернулась к ним лицом. Перу, Манила, Сандвичевы острова — все эти названия зазвучали в сердцах моряков победной музыкой.

   — Там будет немножко потеплее, — мечтательно сказал Повало-Швейковский.

   — И можно даже рассчитывать на светские рауты, — весело поддержал его Семён Унковский.

   — И кто знает, друзья, — заключил Лазарев, — вдруг и на этом извилистом пути мы опять натолкнёмся на никем ещё не открытые острова.

Через пару дней, вечером, на корабль пожаловал уже знакомый американец Уилсон Хант. Он был встречен как дорогой и желанный гость. Лазарев распорядился подать в каюту лёгкое угощение и, удовлетворив преувеличенное любопытство Ханта по поводу того, как поживает на острове Святого Павла его давний друг Иван Черкашин, с которым так много было съедено чуть не из одной миски мяса птицы ары и сивучьих языков, Лазарев не преминул небрежно заметить, что, вероятно, скоро они покинут эти берега и пойдут сначала на Сандвичевы — за сандаловым деревом, потом — в Манилу, а оттуда, уже по пути в Россию, зайдут к берегам Перу.

Хант не смог скрыть своего удивления. Он расширил глаза, вскинул голову, его короткая рыжеватая бородка дёрнулась вверх. Однако он не торопился поздравить русских моряков с такой, без сомнения, радостной для них новостью.

   — Вот как? На Сандвичевы, за сандаловым деревом? Я вижу, Баранов решил расширить свои торговые операции. И как скоро?

   — Уже скоро, — уверенно заявил Лазарев.

Хант поднял бокал.

   — Что ж, господа, желаю успеха и надеюсь, вы не забудете позвать меня на прощальный банкет. Я дважды бывал на Сандвичевых, и, клянусь Богородицей, если на этой земле где-то есть рай, то он находится там. Вам трудно будет покинуть эту землю, вы никогда не забудете её и будете стремиться вернуться туда вновь. Какая природа, какие женщины и как умеют все они радоваться жизни! Я прошёл с востока на запад весь американский континент, встречал на пути массу племён, но ни одно из них не было столь дружественным и гостеприимным, как эти славные канаки-сандвичане.

   — Но они же убили капитана Кука, — показал свою осведомлённость Унковский.

   — Да, — кивнул Хант, — я даже видел место на острове Гавайи, где это произошло. Матросы Кука сами были виновны в этой трагедии. А что касается сандвичан, то с тех пор король Камеамеа не уставал внушать своему народу, что так поступать нехорошо, так поступать некрасиво, и теперь любой иностранец может жить там в полной безопасности.

   — Вы не говорили раньше, Уилсон, — сказал Лазарев, — что когда-то пересекли Американский континент. Как давно это было?

Хант вытащил из кармана замшевой куртки трубку, посмотрел на Лазарева.

   — Вы разрешите, Майкл, мне немного подымить? Слишком много волнений, слишком много воспоминаний связано у меня с этим походом. Это, может быть, самая радостная и, без сомнения, самая печальная страница моей жизни.

Хант неторопливо раскурил трубку, затянулся и начал свой рассказ: