Правительница Д'Хары (СИ)

Ричард знал, что его сын доверял Никки гораздо больше, чем ему самому, и оттого ему стало тревожно. К нему вернулись новые воспоминания, и Никки удумала скрыть их, не прибегая к его помощи? Ему грозит опасность, о которой она не хочет сказать даже Ричарду?

Рал быстро отмел непрошеные панические мысли, осознавая, что Томас, с которым он виделся едва ли не каждый день в этом месяце, был вполне здоров и, как обычно, весел и полон ехидства — даже больше, чем обычно. Вместо лишних размышлений он вперил выжидающий взгляд в Никки. Этот взгляд будто пригвоздил блондинку к месту, хотя раньше Ричард и не замечал за ней подобной реакции… на что-либо. У него неприятно кольнуло в груди.

— В каком-то роде — да.

— «В каком-то роде»? Не увиливай, Никки. Если ему грозит какая-то опасность, лучше скажи сразу.

«И не терзай меня», — захотелось добавить ему.

— Ему не грозит никакая опасность, — огрызнулась она, — разве что психологическая. Но не мне судить об этом, поскольку все это время я старательно избегала его, и потому не знаю, что у него на уме.

«Избегала?» — Ричард уцепился за это слово, как утопающий за соломинку, и сконцентрировал на нем все свое внимание. Избегала… Разве это слово могло иметь хоть какое-то отношение к той Никки, которую он знал?

— Какая кошка пробежала между вами двумя? — Ричарду невольно подумалось, что в последнее время Томас был даже излишне красноречив, особенно когда дело доходило до выражения протестов. Сложить два и два не составило для него никакого труда. — Мне казалось, у вас были хорошие отношения. Даже очень.

— Были, — хмыкнула она. — Пока я не разрушила их.

Ричард тяжело вздохнул. Он подозревал именно это.

— И по какой из причин ты решилась на подобное?

О, этих причин было великое множество, особенно когда речь шла о Никки. Иногда Ричард думал, что для нее, как для бывшей Сестры Тьмы и последовательницы учения Имперского Ордена, личное счастье не могло существовать по определению, и поэтому она пресекала любую попытку получить его. Долгое время она довольствовалась лишь его тенью, и когда-то этой тенью были ее чувства к нему, к Ричарду.

— Он твой сын, и очень похож на тебя, — это пояснение прозвучало так, будто она скорее делала его для себя самой, и ощущение это лишь усиливалось тем, что она даже не смотрела на своего собеседника. — И он точно так же не может принадлежать мне, а я не готова к этому.

— Ты хотела использовать именно это слово — «принадлежать»? Как вещь? Как красивые перчатки? — голос Ричарда звучал как никогда спокойно, но даже подобранных им сравнений оказалось достаточно, чтобы раздражение прорвало внешне невозмутимую эмоциональную оболочку Никки.

— Ты знаешь, что я имею ввиду! Он не может остаться здесь, со мной, потому что вся его жизнь связана с тем, что еще даже не произошло. Мне в этой жизни нет места. Я для него лишь прошлое.

— Но сейчас он здесь, и ты — его настоящее, — внезапно изрек Ричард, и эта фраза имела право называться законченной, не требовавшей никаких лишних пояснений. Впрочем, он не желал останавливаться. — Ты могла бы приглушить свой максимализм и позволить себе прожить этот момент так, как того хочешь ты.

— То есть ты, попрекая меня словом «принадлежать», предлагаешь мне воспользоваться им? Твоим сыном?

— Разве ты воспользуешься им, если это сделает счастливым и его, и тебя? — предупреждая любой ее протест, он добавил:

— Я знаю, что он отвечает тебе взаимностью. Это не заметил бы только слепой, так что не пытайся отнекиваться.

— Пусть так. Но иногда взаимность — слишком незначительный фактор, — с горечью ответила она.

Ее голос дрогнул на предпоследнем слове. Возможно, это был незначительный фактор для мировой истории, но, к несчастью, не для нее. Не для Никки.

Молчание легло на них обоих тяжелым грузом, пригвождая к местам, на которых они стояли. Тогда Ричард понял, что Никки приняла окончательное решение, и ни одно слово, сказанное им, не изменит его.

 

— Только не смей говорить мне «это жизнь, и такое случается». Не смей. В обычной жизни подобное не случается, — если бы Ричард знал ее немного хуже, он бы подумал, что эта фраза была признанием обиды на судьбу и на весь мир. Но не таков был характер Никки, а потому в этих словах крылось лишь разочарование человека, который повидал слишком многое за свою жизнь, чтобы удивляться ей или ждать от нее большего.

— Ты никогда не желала «обычной» жизни, Никки, — напомнил ей Ричард. — Но, поверь, я понимаю, что ты чувствуешь. И мне жаль.

Никки промолчала, хотя могла сказать столь многое! Но ее сознание уже прошло через все возможные градации ненависти к самой себе за то, что она позволила себе обсуждать это с Ричардом. Это было неправильно.

Она не хотела показывать свою слабость перед ним, но, против ее воли, он уже увидел слишком многое.

Никки едва не завыла от досады, когда он подошел к ней и приобнял за плечо в знак безмолвной поддержки.