Виктор Васильевич злостный нарушитель дисциплины в армии, идеологически не воспитан, морально неустойчив. Искусно маскируется, лезет в доверие к офицерам. Среди солдат проводит антисоветскую пропаганду. На собраниях выступает в защиту классовой дискриминации, читает только зарубежную литературу, явно пренебрегая советской.
Приказания командира систематически саботирует, от хозяйственных работ отлынивает, постоянно отпрашивается в город, чтобы получить возможность войти в контакт с неизвестными командованию лицами. Неоднократно был замечен в воровстве. Среди своих сослуживцев авторитетом не пользуется, друзей не имеет, склонен к демагогии, лжив и своекорыстен. Отличается крайним буржуазным индивидуализмом. Враждебно настроен к советской власти".
35
Я не верил своим ушам. Я не выдержал, вскочил, лишь только докладчик закончил чтение этой характеристики.
- Кто писал эту характеристику? - спросил я, не поднимая руки.
- Ее составил и подписал командир батареи, капитан Маркевич совместно с партийным и комсомольским бюро, - с удовольствием ответил подполковник Насташкин, и, смахнув пот со лба, сел за стол президиума.
Я тяжело опустился в кресло, обхватив голову руками. Характеристика сразила меня, парализовала волю. Я уже видел перед собой черный воронок с мелкой железной решеткой на задней двери, и на запястьях ощущал наручники. А дальше этап, короткий суд, расстрел, или, в лучшем случае, матушка Сибирь, где покоятся тела миллионов невинных советских граждан, тех, кто осмелился иметь, пусть самое безобидное, но собственное мнение, не совпадающее с мнением антинародной коммунистической партии.
Я плохо реагировал на вопросы, посыпавшиеся со всех сторон, как из рога изобилия. Ведь я практически не имел замечаний от командира батареи, и мне всегда казалось, что не только предыдущий командир Самошкин, но и Маркевич, относились ко мне с неким уважением, если не сказать симпатией.
Как же можно было написать и подписать такую лживую, уничтожающую характеристику? Значит, правда, что белое можно назвать черным, а черное белым. Это в порядке вещей. Пожалуй, запросто докажут, что я шпион, завербованный японской и американской разведкой одновременно.
- Ефрейтор Славский! Отвечайте, пожалуйста, на вопросы! У кого какие вопросы, прошу!
- Кто ваши родители? Кулаки?
- Кто вас воспитывал?
- С кем из наших врагов вы поддерживаете связи?
- Какое вознаграждение получаете от империалистов за оказываемые им услуги?
- На какую разведку вы работаете?
- Скажите, где вы должны сейчас находиться?
Я, подумав, кисло улыбнулся и сказал:
- Хорошо, все по порядку. Мои родители шпионы шести разведок- японской, американской, немецкой, болгарской и остальной швали. Отец сидит уже 15 лет в Сибири и никогда оттуда не выйдет. Мать отбывает наказание в Никарагуа, убирает кабинет Кутумбо - Бумбо - Срко- Како- Коммуняко. Я получил дурное воспитание и намеревался подорвать могущество Советских вооруженных сил. Это я сидел за штурвалом одного из американских самолетов, что беспрепятственно пролетели над Белоруссией. Все? А, нет, я шпийон и знаю биографию каждого из здесь сидящих Она будет передана японской разведке.
- Хватит врать! - стукнул кулаком по столу Насташкин. - Вы за кого нас принимаете.
- Я хочу добавить несколько параграфов лжи к лживой характеристики. Если вы это не воспринимаете, тогда каюсь, виноват.
- Мы задаем вам вопросы исходяиз чувства заботы о вас и еще с той целью, чтоб вы поняли, как советская молодежь относится ко всяким отщепенцам.
- Я не отщепенец, я честно служил в советских вооруженных силах. Но кто бы мог подумать, что солдат имеет возможность быть связанным с какой-то разведкой? Да это просто бред сивой кобылы. Ну, допустим, я встретил женщину с ребенком и отдал ей свои последние три рубля. Это что уже работа на империалистов. Да вы просто сошли сума все. Я сделал пустяковое доброе дело, а вы превращаете муху в слона и пытаетесь мне что-то пришить, чтоб отправить в Сибирь. Да молодых людей надо заставить работать на колхозных полях, а не томиться в тюрьмах.
- Да молодой человек прав, - сказал Топорков. - Я должен доложить, что партия поворачивается лицом к народу. А мы здесь должны снять все политизированные вопросы к нашему комсомольцу.
- И я так думаю, - сказал комсомольский секретарь.
Остальные все шипели злобой и ненавистью. Если им дать волю, разнесут на мелкие куски, и будут рады, утолив свою кровожадность. Чтобы какой-то солдат думал не так как все, не так как положено думать, - такого случая никто из присутствующих просто не представлял. Не должно сметь свое мнение иметь, - таков был негласный девиз коммунистической партии, внедренный в сознание миллионов советских граждан при помощи штыка и кутузки.
"Теперь начнется моя бессрочная служба. Хорошо, что армия меня к этому подготовила, поскольку армия это и есть предбанник тюрьмы", думал я, глядя на свои руки, на которые вскоре наденут наручники. Однако, напряженную тишину в зале нарушил подполковник Топорков, заместитель командира полка по полит части. Он вышел на трибуну без бумажки и сказал: