Правка (СИ)

  - Так точно, понял, - вытягиваясь в струнку, произнес я. - А впрочем, я, кажись, перепутал немного. Эта Инесса, будь она неладна, или царствие ей небесное, принадлежала вовсе не Ленину, гению всего человечества, а врагу советского народа и всего коммунистического и рабочего движения Льву Троцкому. Это Троцкий имел кучу любовниц, а не Ленин. Точно. Так оно и было. Эстафету Троцкого принял враг советского народа..., фамилию забыл..., а этих врагов было много и еще будет.

  - Вот это правильно. Теперь я вижу, что вы на правильной, ленинской платформе стоите, товарищ Славский. Видите, если пошевелить мозгами, то поневоле станешь на ленинскую платформу. Другого просто не дано, - убеждал Бородавицын.

  - Надо, чтоб и американские империалисты стали на ленинскую платформу, - произнес Изанский.

  - Мы их заставим, - сказал Рыбицкий.

  - Нет, товарищи, опять ошибка крадется за вами, - вмешался Бородавицын. - Мы американских империалистов просто уничтожим, мы в коммунизм их не возьмем, напакостить могут, а простой народ Америки сам поймет, на какую платформу ему становиться.

  - Надо их уравнять. Пусть все едят по одной порции горохового супа, как мы, - сказал Черепаня.

  - И живут коммунами, как мы, - добавил я.

  - Правильно, товарищи. Все получают пятерки.

  Прошло две недели. Сочинение никто не написал. Замполит Бородавицын, видать забыл об этом. Он теперь с пеной у рта доказывал на политзанятиях, что коммунизм не за горами, и когда солдаты завершат срок срочной службы, они вернутся уже в готовый коммунизм. Но не это главное. Главное то, что при коммунизме все по потребности. Хочешь две порции перловой каши на ужин- пожалуйста, хочешь иметь сапоги на зиму, а туфли на лето- пожалуйста! А работать... на полной сознательности. От сознательности людей будет просто распирать. А что делать с несознательными? А это не проблема. Их в коммунизм просто не возьмут. Что с ними делать? Как что? Это же балласт истории, а балласт обычно на мусорную свалку. Туды им и дорога.

  Будут ли деньги при коммунизме? Нет, не будет. А зачем они? Разве членам Политбюро, нужны деньги? конечно, нет: в Политбюро давно коммунизм. Как насчет браков? будут ли обобществляться представители слабого пола? это сложный вопрос. Ленин был против. Помните, он говорил там про стакан, с которого пьют многие и жидкость начинает портиться. Так и тут. Сам Ильич вел скромную жизнь. Всю жизнь любил Надю и ... Может, он всего один раз поцеловал ее, потому что только один памятник ей поставил за поцелуй. Скромняга. Берите с него пример.

  Довольно быстро мы стали забывать о том, что мы осиротели, вопрос, что делать и как быть дальше без вождя народов улетучился. Судьба любого человека, каким бы ни был при жизни, отворачивается от него, как от ненужной вещи, как только ого закапывают в землю или даже помещают в мавзолей. И это не зависит от должности. Только здесь наступает настоящее равенство.

  О Сталине стали вспоминать все реже и реже, все взоры были устремлены на Хрущева, Маленкова, Берию и Молотова. А я, так обо всех забыл в силу своей несознательности.

   Часть вторая

   1

   Будучи обычным связистом на командном пункте полка я понимал, что я только числюсь связистом, как и масса других солдат, так на всякий случай, если понадобиться размотать провод, отнести катушку на место воображаемого другого командного пункта. И это было грустно. Мне хотелось быть полезным и я мог быть полезным, но меня никто не замечал, как не замечают пешку, когда таких запасных пешек вокруг много. Единственное, что радовало: я избавился от унизительной муштры, которая расшатывала мою нервную систему.

   Катушка с проводами, которую я редко взваливал на плечи, иногда разматывал, куда-то тащил, хоть в этом не было никакой необходимости, и снова возвращался в казарму, приводила к мысли, что армия это сборище бездельников на шее народа. Вдобавок мои новые сослуживцы не стали моими друзьями потому что мы были от самого рождения разные, словно я родился в другой стране и мое мышление, мой внутренний мир коренным образом отличался от мира тех, с кем я делил всю пустоту своего пребывания на батарее. Я прекрасно понимал, что в моей тоске и одиночестве никто не виноват, ни командиры, ни ребята, у которых было одно на уме - служба, уставы, чистка пуговиц, заправка кроватей, слушание лекций о том, как мы хорошо живем.

  Как я относился к тому, что вождь описался, я тщательно скрывал и то, что он приказал долго жить, мне было совершенно все равно, а ребята страдали и все страдали в стране от мала до велика. И они имели на это право. Это было их право, а у меня было свое право.

  И вдруг в моей солдатской жизни произошли существенные перемены: я был вызван к замполиту Бородавицыну на беседу. Он меня усадил напротив и как бы облегченно сказал:

  - Хоть вы и носитесь со своим истерическим материализмом, но особым рвением на нашей батарее не отличаетесь. Носите катушку и не больше. Я лично ожидал от вас большего.