Правление волков

– А кто сказал, что я получу хоть одно достойное предложение? – возразила Ханна, поерзав под одеялом.

Предложение должно быть сделано мужчиной равного с ней положения, способным достойно обеспечить Ханну и получившим одобрение ее отца.

– А что, если получишь? – спросила Нина.

Ханна не хотела такой жизни. А может, это Нине казалось, что она не хочет. Может, это Нине не хотелось такой жизни для нее.

– Я точно не знаю, – ответила Ханна. – Но если мы собираемся помочь твоему королю и остановить войну, это единственный подходящий способ.

Подготовка началась следующим же утром с череды занятий и примерок. Нина все еще не была уверена, что это правильный выбор, но, если быть до конца откровенной с самой собой, вся эта суматоха вокруг подготовки к Сердцевине оказалась возмутительно, ужасающе… забавной. Ее огорчало, насколько легко получилось с головой уйти в выбор новых нарядов и туфель для Ханны, погрузиться в уроки танцев и обсуждение тех, с кем им доведется встретиться на Представлении Дев, первом событии Йеряника, где все многообещающие молодые леди будут представлены королевской семье.

Какая-то часть Нины отчаянно скучала по всему этому легкомыслию. В последние два года в ее жизни было слишком много печали – борьба с зависимостью, потеря Матиаса, длинные, одинокие месяцы в Равке, где она пыталась справиться со своим горем, а затем жизнь среди врагов, в постоянном страхе. Иногда она задумывалась, не совершила ли ошибку, покинув своих друзей в Кеттердаме. Она скучала по спокойствию Инеж, по уверенности, что ей можно рассказать все что угодно, без страха осуждения. Она скучала по весельчаку Джесперу и по милашке Уайлену. Она успела соскучиться даже по безжалостности Каза. Святые, каким облегчением было бы свалить весь этот хаос на чертова подонка из Бочки. Он бы разузнал все о происхождении Вадика Демидова, ограбил фьерданскую сокровищницу и занял бы трон раньше, чем она успела накрутить дурацкие косы на голове. Но, если хорошо подумать, возможно, лучше бы Казу здесь не появляться.

– Ты наслаждаешься всем этим, правда? – спросила Ханна, сидевшая за их общим туалетным столиком, пока Нина наносила сладкое миндальное масло, чтобы завить короткие волосы подруги блестящими золотистыми, рыжими, каштановыми локонами. Цвет, который она никогда не могла определить.

– А если и так?

– Наверное, я завидую. Мне бы тоже хотелось.

Нина попыталась поймать ее взгляд в зеркале, но Ханна не поднимала глаз от целого батальона притирок, лосьонов и пудрениц на столике.

– Это была твоя идея, помнишь?

– Да, но я забыла, как сильно все это ненавижу.

– Что тут ненавидеть? – удивилась Нина. – Шелк, бархат, драгоценности.

– Тебе легко говорить. А я чувствую себя еще более неправильной, чем обычно.

Нина не могла поверить в то, что услышала. Она вытерла руки от масла, а затем присела на скамью.

– Ты больше не неловкая маленькая девочка, Ханна. Почему ты не видишь, какой великолепной девушкой ты стала?

Ханна взяла в руки одну из маленьких баночек с блеском.

– Ты не понимаешь.

– Не понимаю. – Нина забрала баночку из ее пальцев и развернула Ханну к себе. – Закрой глаза. – Ханна послушалась, и Нина нанесла крем сначала ей на веки, а потом и на скулы. Он придавал коже легкий перламутровый блеск, отчего казалось, что Ханна облита солнечным светом.

– Знаешь, когда я единственный раз почувствовала себя красивой? – спросила Ханна, по-прежнему не открывая глаз.

– Когда?

– Когда перекроила себя, чтобы стать похожей на солдата. Когда мы обрезали мои волосы.

Нина сменила блеск на баночку с розовым бальзамом.

– Но ты не выглядела как ты.

Глаза Ханны распахнулись.

– Нет, выглядела. Первый раз. Единственный раз.

Нина макнула большой палец в бальзам и нанесла его на нижнюю губу Ханны, плавными движениями распределяя по нежному рту.

– Знаешь, я ведь могу отрастить волосы, – призналась Ханна и провела рукой по одной стороне головы. Рыжевато-каштановый локон скользнул по уху девушки.

Нина уставилась на него.

– Ты – сильная портниха, Ханна.

– Я тренировалась. – Она вытащила из выдвижного ящичка маленькие ножницы и отрезала локон. – Но мне нравится, какие они сейчас.

– Тогда оставь все как есть. – Нина забрала ножницы у Ханны, скользнув пальцем по ее костяшкам. – В брюках, в платьях, с обрезанными волосами или с косами до пояса, ты никогда не сможешь стать некрасивой.

– Ты правда так считаешь?

– Правда.

– Я никогда не видела твоего настоящего лица, – сказала Ханна, вглядываясь в Нинины черты. – Ты скучаешь по нему?

Нина не была уверена, что ей ответить. Долгое время она вздрагивала каждый раз, видя себя в зеркале, замечая бледно-голубые глаза, шелковистый водопад прямых светлых волос. Но чем дольше она изображала Милу, тем легче ей это давалось, так, что иногда ее это даже пугало. Кем я буду, когда вернусь в Равку? Кто я сейчас?

– Я начинаю забывать, как выглядела, – сказала она. – Но можешь поверить, я была великолепна.

Ханна взяла ее за руку.

– Ты такая и есть.