Правнучка стрелы

– Дети мои,– осадил сыновей Шнорре старший,– не забывайте, что мы с вами и все здесь сидящие, включая уже и Владимира Станиславовича, люди далеко не бедные. Но я согласен, богатым плакать проще. Дело не в сотнях тысяч евро, спрятанных в загашнике… Не надо быть подлым, алчным, жестоким, не надо быть убийцей и вором на государственном уровне. Это подло! Тем более, сейчас… Умеешь честно заработать нормальную валюту – флаг тебе в руки. А если у тебя идёт всё, как бы, по щучьему велению с хорошей подачи и под надёжной крышей, то извини…Значит, ты преступник. У нас, в стране, почти невозможно заработать большие гроши и харчи хороши, не проливая человеческих слёз, да что там скромничать, человеческой крови.

Мнения на счёт необходимости и полезности обладания хорошими «бабками» у всех сидящих разошлись. Но в одном они были едины: преступники должны быть наказаны. Справедливое возмездие за содеянное ими – ни самосуд, не месть, это необходимость в условиях процветания дозированной и, весьма, относительной демократии.

А через час Денис отвёз всех троих Шнорре к себе домой. Отец и сын, после долгой разлуки, остались вдвоём. Вроде бы, и говорили о многом, вспоминали далёкие счастливые дни, Владимир Станиславович скупо поведал о том, где все эти годы его «черти носили» и ещё раз сказал, что не может он жить теперь, как все люди: или смерть, или вечное бродяжничество, пока Господь не приберёт.

– Но есть и третий вариант, отец,– сказал Алексей, разливая водку по стопкам.– А что, если тебе перебраться… до конца дней твоих в Ранний Неолит, на основную стоянку Племени Уходящих. Пищу и одежду мы себе добудем – ни в том мире, так в этом мире. Я куплю тебе хорошую удочку и охотничье ружьё…

– Кому я, Лёшка, там нужен, в твоей древней сказке?

– Мне нужен. А язык потихоньку освоишь. Правда, и там хватает опасностей, подлости и прочего. Но здесь всего этого гораздо больше. И пойми, что здесь более дикие люди, чем там.

– Впрочем, не такая уж и плохая идея. Но, прости, я до сих пор во всё это не верю.

– И напрасно,– послышался мягкий женский голос.– Нет абсолютно совершенных миров, но жить прошлым и страдать, впадать в уныние не только смешно, но и грешно. Не только по, вашим, земным понятиям.

Отец и сын одновременно повернулись в сторону говорящей, и увидели Антонину Павловну Зуранову в белых светящихся одеждах. Она сидела в кресле, положив руки перед собой, и грустно улыбалась.

От неожиданности Владимир Станиславович чуть не поперхнулся очередной порцией водки, которую он принялся пить, не дожидаясь особого приглашения. Он привстал с места, объятый одновременно чувством страха и нахлынувшей радости, но тут же сел. Повелительным, не требующим возражения, жестом Антонина Павловна приказала оставаться на местах.

– Тоня, Тонечка, как я рад, что ты пришла,– пьяно и слезливо запричитал Владимир Станиславович.– Знаю, такого не бывает, но ты пришла. Я вижу тебя! А ты, Лёша, видишь? Да или нет? Или у меня галлюцинации… от водки?

– Я вижу и слышу,– как можно спокойнее, сказал Алексей и обратился к матери.– Как тебе там, мама? Хорошо или плохо?

– Нормально.– Ответила она.– Вполне, нормально. Я – совершенно другое существо. Мне трудно объяснить вам обоим, кто я и что. Не сказать, чтобы я скучаю по вас обоим. Так выпало… Так должно быть. Нелегко являться в ваш мир. Для нас, находящихся далеко от вас и одновременно рядом с вами, это равносильно болезни… на грани следующего умирания. Но смерти нет. Ведь не может умереть ни один мир, потому что никогда не рождался… Я пришла предостеречь вас от бед, остановить, ибо то, что вы творите оба, позволено только стоящим у Трона Господнего.

Со слезами на глазах слушал Алексей простые, сокровенные слова матери, возможно, совсем и не её, а фантома, какого-то непонятного света или образа, идущего совершенно из непонятного мира. Она убеждала его не проливать крови даже отъявленных негодяев, ибо судить может только Всевышний. Пусть Лики-Ти от имени Господа дал ему право выбора, но ведь не больше… А карать и наказывать. Алексей, как ему было ни тяжело, не согласился с матерью, сказав, что за преступления должен платить каждый. Она только вздохнула, слегка кивнув головой. Надо полагать, что не всё так совершенно в каждом из бесконечных миров. Возможно, и, уже знающая Нечто, Антонина Павловна не совсем была права и…тоже, как и все мы, «рожденные» и «умершие», заблуждалась.

Ведь, если существует преступление, то должно быть и наказание. Нельзя уповать на правосудие, которое… Впрочем, эта вечная дилемма: поистине, благими намерениями вымощена дорога в ад. Ведь всё происходящее дано Свыше.

– А ты, Володька, не ходи по чужой тропе, не считай себя втайне от всех святым и не плачь обо мне, ибо вы, «живущие» на Земле более мёртвые, чем те, которых, вы проводили.– Сказала спокойно Антонина.– Не вы нас проводили, а просто мы вас оставили. Так надо было. Ведь самый короткий путь также беспределен, как и дорога за горизонт.