Правнук брандмейстера Серафима

– В общем так, Славка! Будет тебе сегодня бой, полчаса у тебя точно имеется, готовься! – «обрадовал» тренер неожиданной новостью и, видя, что ученик впал в ступор, похлопал – кто бы сомневался? – по многострадальной спине. – Бери скакалку, разогревайся, управлюсь с бумагами – подойду.

Обещанные полчаса уложились в одно мгновение. Раз – и Танюшкин обнаружил себя в углу ринга заторможенно кивающим в ответ на последние инструкции Михалыча. Краешком сознания он ухватывал: «…главное, на дальней дистанции… ногами работай…», однако мысли витали непонятно где. Но затем взгляд Славика сфокусировался на сопернике, и накатила паника.

Жуткое зрелище! Ростом его противник был на полголовы ниже Танюшкина, но ширина плеч! Мускулатура! На смуглых щеках виднелись подозрительные порезы, будто от неумелого бритья. Светлые, словно граненые, глаза холодно изучали Танюшкина, который в этот момент сам себе показался дохлой мухой под линзой микроскопа.

– Какого он года? – потрясенно выдохнул Славик, не сводя глаз со свирепой физиономии светлоглазого.

– Подмена, конечно, – подтвердил его худшие опасения Михалыч. – Наверняка по документам младшего брата приехал. Делают тому разряд! Был бы паспорт с фотографией, а свидетельство о рождении как проверишь? Хотя, скажу тебе, и паспорт не помогает. Бывает, пять братьев – и все на одно лицо! Нутром чуешь – подмена, а поди докажи…

– Петр Михалыч! – взмолился Танюшкин. – Да ему же лет двадцать!

– Не-е-а, – успокоил его тренер, – пятнадцать, ну максимум шестнадцать! – И видя, что слова не произвели на ученика должного эффекта, добавил свое обычное: – А никто и не говорил, что будет легко!

Этот бой навсегда врезался в память зрителей и остался в анналах истории боксерской секции Михалыча, однако сам его непосредственный участник впоследствии не помнил ничего.

Для Танюшкина все слилось в бесконечный вихрь размашистых ударов, которые сыпались на него со всех сторон. Он инстинктивно поднимал перчатки, прикрывая голову, пытался разорвать дистанцию, но опаздывал. Тяжелые безжалостные удары соперника нагоняли Танюшкина повсюду. Несмотря на то, что пока попадали они вскользь или вязли в Славиных перчатках, его каждый раз ощутимо потряхивало.

Сердце колотилось как бешеное. Взгляд светлых граненых глаз гипнотизировал Славу. Откуда-то издалека, словно сквозь поролон наушников, долетали обрывки слов Михалыча. Тренер опять пытался напомнить ему про дистанцию.

Дистанция! С какой радостью оказался бы сейчас Танюшкин на дистанции в сто километров от жуткого монстра в перчатках, который раз за разом обрушивал на него сокрушительные удары! К черту такой бокс!

Неожиданный удар гонга застал его в глухой защите, прижатым к канатам. Почти на грани. Противник, небрежно опустив руки, кровожадно выцеливал незащищенный подбородок Танюшкина, готовый поставить в бою эффектную точку.

Когда Танюшкин, пошатываясь, доплелся в свой угол, непривычно серьезный Михалыч тихо спросил:

– Ты как, Славка? С защитой все нормально, по делу он в тебя ни разу не попал. Но дышишь как паровоз. Того и гляди свалишься! Подумай, выйдешь на второй раунд или…

В гудящей голове вспыхнула невероятная надежда – неужели сейчас весь этот кошмар закончится? Но чей-то голос, очень похожий на его собственный, неожиданно прохрипел:

– Выйду…

– Ну с богом! – махнул рукой махровый атеист Михалыч и подтолкнул Славика вперед: – Работай, герой!

Начался второй раунд. Отдохнувший соперник решил не откладывать результат на потом. Подгоняемый выкриками своего тренера: «Левой по корпусу, по корпусу работай!», он в два счета очутился рядом с Танюшкиным и принялся охаживать того по ребрам. Новая тактика оказалась неприятным сюрпризом для Славика. Получив ряд коротких, но чрезвычайно болезненных ударов, он согнулся пополам и уцепился за канаты.

Соперник хищно нависал над ним, готовясь нанести завершающий удар. Пацаны с секции притихли. Михалыч, глухо матерясь вполголоса, комкал в руках мокрое полотенце. Наступил отчаянный решающий момент.

И вдруг сквозь мутную безнадежную пелену, сквозь текущий по лицу пот и рой слепящих мошек в глазах до Танюшкина откуда-то донеслось: «Герой! Работай, герой!» – и вялые, шаткие ноги вдруг окрепли, рванули его вверх! Танюшкин резко вскинул голову, распрямляясь как отпущенная пружина, и… в следующее мгновение со стоном рухнул на колени. Казалось, на затылок обрушился отбойный молоток.

Еще некоторое время спустя он обнаружил себя в углу на стуле. Голова трещала и раскалывалась. Внутри нее полудохлой рыбиной трепыхалась мысль: «К черту такой бокс, пора завязывать!» Михалыч прикладывал к его макушке мокрое полотенце, но без особого толку. Танюшкин вяло, словно в полусне, попытался понять, что произошло и куда девался противник. Наконец его взгляд наткнулся на стертые подошвы чужих боксерок. Грозный соперник неподвижно лежал посреди ринга, и над ним хлопотала толстая медсестра в белом халате. Глаза резало от запаха нашатыря.

– Так, я что… – поразился Танюшкин, – победил? – Он поднес к лицу правую перчатку, будто ждал, что она объяснит случившееся. – Но как?