Право быть

Герцог наверняка был и оставался хорошим фехтовальщиком, но тот, кто сейчас бросился в атаку на меня, вел себя, как юнец, впервые взявший в руки оружие. Одни только атаки, слепые, мощные, с постоянным выдвижением корпуса на ли-

нию наиболее вероятного ответного удара. Закончить поединок можно было бы первым же движением шпаги, первым же контратакующим выпадом, и все же я не мог заставить себя просто зарезать противника.

Убийство? Да, оно самое. Но если суть происходящего не изменить, то на внешнее его проявление можно попробовать надеть маску благопристойности. Не для собственного спокойствия, а чтобы позволить противнику поверить в случайность исхода, притвориться, что дуэль ведется по всем правилам, к примеру… Пропустив удар.

Кончик клинка вспорол полотно правого рукава на плече, и мгновением позже я с удивлением почувствовал давно забытую боль пореза.

Этого не может быть! Мое тело защищено от ран усилиями серебряного зверька, подставляющего свою плоть на пути любой угрозы! Он что, спит?! Драгоценная!

«Может, и так… Не знаю, любовь моя. Но он словно бы отвлекся на что-то…».

И давно?

«Еще в самом начале вашего разговора…». Почему ты не предупредила меня?

«Потому что ты в состоянии и сам справиться. Тем более с делом, требующим от участников честности, если не чести…».

Ах так? Тебя уже не волнует моя безопасность? Ну что ж, я понял. Все важное всегда нужно делать самому.

Новая атака. Ворот рубашки, раскрывшийся в немом призыве. Отбить шпагу противника, вниз или вверх, неважно, но вниз намного легче, потому что герцог немного устал и уже не поднимает оружие высоко. Скользнуть навстречу, зарыться острием клинка в'складках шелка, ощутить сопротивление плоти и надавить. Чуть-чуть сильнее. Всего чуть-чуть…

Борг опустил кончики пальцев в бокал, подержал их там на протяжении долгого вдоха и стряхнул несколько винных капель, темных, как запекшаяся кровь, на тусклую поверхность стола.

- Пролитая кровь да не воззовет к отмщению! Я равнодушно согласился:

- Да не воззовет.

Мы сделали каждый по небольшому глотку и сели.

Ни до, ни после смерти герцога никакой стражи не появилось. Собственно, ни единая живая душа не нарушила тишину раннего утра в розовом саду, и мы ушли так же спокойно, как и пришли. Хотя я не удивился бы, увидев маркизу сразу же по-г к* того, как Магайон упал на траву и замер, успев прошептать что-то вроде «благодарю», но сестра не поспешила засвидетельствовать смерть брата. Мирно спала в столь ранний час? Не Vверен. Интересно, что помогло ей сдержать нетерпение? Или псе же подсматривала,, но не решилась заявить о своем присутствии? Ведь не зря же Борг заметил, что поблизости от лужайки, на которой происходила дуэль, трава между кустами тоже оказалась примятой?

- Герцог оказался трудным противником? - спросил ры-кий, косясь на мое плечо.

В саду я успел накинуть на себя плащ, чтобы прикрыть пятна крови на рубашке, но долго отговариваться утренней прохладой ввиду быстрого исчезновения таковой не удалось: пришлось показать Боргу порез.

- Достаточно трудным.

А я оказался беспечным дураком, понадеявшимся на другого. О чем думал серебряный зверек, оставляя меня беззащитным? Устал от своих добровольно принятых обязанностей? Или ему просто надоело меня оберегать? Хорошо было бы получить ответ, да только Мантия все еще никак не может достучаться до незваного обитателя моей плоти.

- Меня мучает только один вопрос,- задумчиво проронил великан.

Всего один! Я снова тебе завидую, Борги. Искренне и глубоко.

- Какой?

- Почему Магайон не отказался от дуэли?

Пожалуй, ты никогда этого не узнаешь. Те слова, которыми мы обменялись до начала поединка, не подлежат огласке, никто не вправе требовать от меня рассказывать все подробности, потому что настоящее дело чести всегда решается между двоими. Но даже если бы и потребовали… Для начала мне нужно переговорить обо всем случившемся с Ксо, а уж он установит уровень секретности по своему усмотрению.

Но оставлять Борга без ответа нельзя.

- А ты бы отказался? Рыжий хмыкнул:

- Кто я и кто герцог! Он легко мог добиться, чтобы тебя заключили под стражу и сгноили в тюрьме, если не желал драться.

- Значит, желал.

- Вот и спрашиваю: почему?

- Кто знает… Может быть, просто хотел вспомнить молодость? А может, хотел почувствовать себя обычным человеком, а не влиятельным придворным, возвышающимся над толпой.

- Такое чувство стоит смерти?

Прожить несколько минут жизнью, отличной от всей предыдущей? Вдохнуть воздух невозможного, но такого притягательного мира? Испытать то, о чем не мог даже мечтать? Ощутить, как с сердца падают цепи?

- Иногда стоит и большего.

Но в отличие от меня рыжий был настроен отнюдь не философски. Впрочем, ему по чину положено крепко стоять на ногах и не отрываться от земли.

- А ты?

- Что я?

- Почему ты не отказался?