Право – язык и масштаб свободы

Право революционного времени – это проект несуществующего общества, по сути дела, особая разновидность утопии. Революционное правительство не может дожидаться, пока новые властные институты, права и свободы граждан, основные начала социального бытия сформируются сами собой, как «внутренние законы духовных отношений», чтобы лишь затем выразить их в позитивном праве. Напротив, все эти новшества вначале появляются на бумаге и только после этого становятся свершившимся фактом. Их нужно описать с опережением, как уже существующие и действующие явления, в противном случае они никогда не появятся.

В этом состоит двойственность революционного юридического опыта: с одной стороны, он свидетельствует об ограниченности возможностей права, о его бессилии перед лицом фатальных внутренних и внешних угроз. Эта сложная система процедур и условностей, выступающая гарантом гражданского мира и порядка, в экстремальных условиях обнаруживает свою слабость и рассыпается при столкновении с реальностью истории.

С другой стороны, революционный опыт для права является в известном смысле триумфальным. Речь идет даже не о том, будто бы революции помогают освободиться от устаревших институтов и способствуют дальнейшему совершенствованию права. В конце концов, необратимость правового прогресса вызывает сомнения, и многие революции (например, Октябрьская социалистическая революция в России) внесли в развитие права, мягко говоря, далеко не однозначный вклад.

Дело в том, что революция сопряжена с поражением и гибелью лишь отдельно взятой правовой системы, но не права в целом, как социального института. Напротив, революционный опыт подтверждает универсальность и незаменимость права в качестве средства социокультурной интеграции, поскольку вслед за разрушением старого правопорядка революционные силы почти немедленно вынуждены сами обращаться к правовой форме для внедрения и легитимации новых принципов общественной жизни.

Соответственно, бытующее мнение о неправовом или антиправовом характере революционных обществ является по меньшей мере неточным. Отсутствие права может иметь место как сугубо временный и притом краткосрочный эпизод в развитии революционных событий. Разумеется, если оценивать революцию с точки зрения предшествующего ей правового порядка, то ее неправомерность будет очевидной. Например, вывод о том, будто социалистическая революция в России представляла собой «отрицание права», а нормативные установления коммунистической диктатуры были анти-правовыми[382], вытекает из того, что право отождествляется с буржуазными принципами свободы, формального равенства, частной собственности и т. п.; иными словами, с конкретным содержанием одной из исторически возможных правовых систем. Это доказывает, на наш взгляд, что содержание права является его изменчивой и наиболее случайной стороной, а устойчива и существенна в данном случае форма.

Важен с точки зрения юридического опыта вопрос о механизме зарождения нового правового порядка и его соотношении со старым. Движущие силы революции развиваются внутри общества, следовательно, испытывают на себе то или иное воздействие права. Чтобы общество сохраняло устойчивость, в его структуре должны присутствовать участки пониженной социальной упорядоченности; эти проявления энтропии выполняют созидательную функцию, поскольку без них социальная система не имела бы резервов самоорганизации. С точки зрения синергетического подхода, зоны социальной аномии необходимы системе для поддержания собственной жизнеспособности, как источник самоорганизации[383].

Так или иначе, идеологическая и организационная подготовка революции берет свое начало в тех сферах общественной жизни, которые находятся в конфронтации с официальной культурой и политикой. Такие враждебно настроенные элементы, несущие в себе явную опасность для социального целого, обычно преследуются властью, в том числе с использованием юридических средств. Поэтому можно сказать, что движущие силы будущей революции находятся по отношению к старому порядку не только в политической, но и в юридической оппозиции.