Право имею

— Ты что, Чертей сюда припер?! — Павел попытался это прокричать, но получилось громким шепотом. Нервы натянулись так, что не порезаться бы. Сначала обожгло ужасом: если Черти тут, то почему его не убили сразу? Потому что он сильный? Да он упустил первый момент и его могли пристрелить просто находясь за спиной у Кира. Боялись, что он успеет поднять тревогу?

Постепенно он успокаивался. К этому времени в дверном проеме появилось сначала две светящиеся маски Чертей, а потом неуверенно, словно стесняясь, загорелась третья, правда силуэт ее находился в более темном месте подвала, и оттого казался размытым. Постепенно до Павла доходило, что убивать его никто не собирается, но поверить в это все еще было сложно. Он видел в них только настороженность — вдруг он поднимет тревогу. Но еще Павел понимал, что не хотел шума. Не хотел видеть, что случится дальше. Он столкнулся с Чертями, когда те пытались его убить. Сейчас Черти хотели только чтобы он тихо ушел. И они разберутся с Бесовым, а значит, охотиться за Павлом никто больше не будет. Пойти ему некуда, но это уже другая проблема. Куда проще страха скорой смерти. И Павел, все еще немного опасаясь выстрела, поднял руки и кивнул, проговорив:

— Его отвели в спортивный зал на первом этаже. Отсюда… отсюда налево, по коридору и еще раз налево. Деревянная дверь, бежевая.

— Молодец, — произнес один из Чертей искаженным маской голосом. И Павел ощутил, как похолодели ноги.

* * *

По комплекции Бесов хоть и выглядел спортивным, но скорее подтянутым. Словно занимался только для того, чтобы жиром не заплыть, напоказ. Вряд ли в его руках было много физической силы. Конечно, за три месяца взаперти и Глеб форму растерял, но он по-прежнему был уверен — стоит освободиться, и даже раненный он бы этого ублюдка забил. Именно этим Глеб и успокаивался: представлял, чем мог бы его забить. Пока лидировал тот турник, к которому Глеб и был привязан — оторвать от него балку и пробить ей голову политику. Бесов, похоже, остерегался его даже связанного. Было ощущение, что он собирался караулить тут до следующего дня. Понемногу Глеб начал понимать: по какой-то причине Бесов до завтра не сможет использовать свою способность. Скорее всего, он был сильно ограничен. Как Ева, которая могла общаться только с теми мертвыми, что приходили сами. А Бесов мог завербовать на безграничное подчинение только одного человека и раз в сутки. Сегодня это уже был Калинин. Со временем Глеб успокоился и по поводу голоса — Бесов не пытался его разговорить. Задал несколько вопросов, но, не получив ответ ни на один из них, сел к самой двери, подперев ее спиной. В руках он держал пистолет, напряженно следил за всеми движениями Глеба и, кажется, даже моргал реже, чем обычные люди. Глебу даже стало смешно, хотя лицо неприятно саднило, да и металлический привкус во рту не поднимал настроения.

Когда в полутьме тренировочного зала дверь за спиной Бесова стала без звука исчезать, утопая в темноте — Глеб сначала подумал, что у него окончательно съехала крыша. Таких видений не было даже когда он был заперт в бункере Леонида. А потом — невероятно, но темнота, которая поглощала дверь, показалась Глебу знакомой. Такой знакомой, как мог бы быть знаком человек. Видимо, на лице Глеба что-то отразилось, потому что Бесов тоже обернулся. Тут же резко повернулся обратно к Глебу — словно ничего не происходило, и он считал, что это лишь маневр для отвлечения. Но Глеб оставался на месте, тогда Бесов рискнул еще раз повернуться. Он не замечал разницы, только со второго раза понял: что-то не так. Бесов поднялся: ему казалось, что это обман зрения. Он не мог понять, открыта дверь или закрыта. Но даже если дверь была открыта — за ней никого не было и никто не нападал. Похоже, что в его голове не сходилось то, что он видел с тем, что должен был. Потому что за дверью был коридор, и уж там никак не могло быть непроглядной тьмы, там стояли такие лампы, что каждую пылинку видно было. Оценив ситуацию, Бесов развернулся и собирался бежать в сторону Глеба — прикрыться им или угрожать его жизнью, но глупо и нелепо споткнулся, хотя стул был в другом углу, хотя пол был ровный и спотыкаться было не обо что… Разве что о тьму. Эта же тьма разлилась с двери по полу, из нее начал вылезать человек без головы. Бесов задышал шумно, глубоко, полез искать левой рукой телефон, пока правой направил пистолет на безголовое тело и дважды выстрелил. Глеб не мог не добить его, спокойно произнеся:

— Меня бы тут уже сто раз убили, если хотели. Дольше не могли?

Бесов менялся на глазах. Пули вообще никак не повлияли на существо. Глеб никогда Ника не боялся, даже если бы тот мог его сожрать. Бесов же мало того, что умирать был не готов, еще и не знал точно, на что это существо способно и убьет ли оно его так просто. К тому же и чернота, что до этого прикрывала дверь, потянулась к Бесову, и выстрелы стали истерическими, словно политик так орал от ужаса, не в силах голосом издать ни звука. Дверь и правда была открыта, коридор по-прежнему ярко освещен.