Право ходить по земле

Надо ждать. В конце концов Длинный — так Тихонов окрестил парня — с ним не договаривался ездить только на демидовском автобусе. Тихонов ходит по заснеженному тротуару, пальцы совсем окоченели, нос, щёки — отваливаются. Форс держим, шёлковую маечку носим. Кисло бы нам сейчас в тёплом бельишке было?.. Какая крохотная дырочка в кофте, даже петля не спустилась. Как ей, наверное, больно было! А может, сразу сознание потеряла? Нет, вряд ли. Ведь ещё шагов двадцать прошла. Может, бежала? Нет, Евстигнеева и Лапина говорят — шла. Не спеша шла. Упала молча, руками даже не взмахнула.

Прошёл автобус, ещё один. Подвыпившая компания выбралась из гостиничного ресторана. Прошли мимо. Тихонов узнал, что в Красноярске шашлык куда лучше, чем здесь, а проект Нефёдова всё равно зарежут. Если не в главке, то в министерстве уж обязательно…

Дальше торчать тут глупо. Отложим до завтра. Голова, как утюг, тяжёлая…

Пятница

1.

Тяжёлая, обитая сияющей бронзой дверь неохотно приоткрылась и табличка «Служебный вход» сразу потеряла свою магическую неприступность.

— Вам кого? — спросил швейцар, величественный, в седых бакенбардах и пижамной полосатой куртке.

— Либердей Гордеича, — буркнул Тихонов. Швейцар не понял, но переспрашивать не стал и указал рукой на лестницу. Тихонов поднялся на второй этаж и среди длинного ряда безымянных дверей быстро отыскал ту, на которой было написано: «Инспектор по кадрам». Заперто. Тихонов ещё раз дёрнул ручку. По коридору шла женщина с ведром и щёткой.

— Чего дёргать-то? Ведь заперто! Марианна Ивановна пошла за пирожками. Будет скоро. Ты сядь, подожди.

— Слушаюсь. Сяду, подожду.

Тихонов уселся на красный бархатный диванчик и стал рассматривать развешанные на стене фотографии актёров в разных ролях. Прямо напротив висел хорошо сделанный портрет — «Заслуженный артист Кабардино-Балкарской АССР К.М. Ставицкий в роли графа Люксембурга».

«Да ведь он же раньше тоже в этом театре работал», — вспомнил Тихонов. Ставицкий был в блестящем цилиндре, смокинге, с тростью и накинутом на одно плечо плащом. Красивый парень, ничего не скажешь. Потом подумал: «А всё-таки алиби у вас нет, гражданин Люксембург». Тихонов встал и пошёл вдоль стены, читая подписи под фотографиями. Ага, вот Букова… в роли Пепиты в оперетте Дунаевского «Вольный ветер». Букова была похожа на этикетку одеколона «Кармен» — с веером и завитой прядью на щеке. «Такие нам страсти бог послал», — покачал головой Стас. Почти в самом конце коридора он нашёл портрет Панковой — Элизы Дулитл в оперетте «Моя прекрасная леди». Здесь Элиза уже не оборванка — она леди, элегантная, стройная, с очень умным лицом. Ну-ну.

Дверь в конце коридора вела на крутую железную лестницу. Стас спустился по ней и неожиданно оказался за кулисами. Здесь было полутемно. Причудливыми волнами застыли складки занавесов и кулис, чернел провал оркестровой ямы, зыбь партера уходила в глубину зала, где очень далеко ночными бакенами краснели буквы «Выход». Рабочий, возившийся где-то наверху, над сценой, кричал: «Электрики! Электрики, черти, луну снимайте!» И голос его булыжником катался в пустой бочке зрительного зала.

«Смешно, что мы часто не только не задумываемся над сущностью явлений вокруг пас, но даже не подозреваем о существовании у них какой-то оборотной стороны, — подумал Стас. — Нас чётко держит в русле привычных представлений изначальная заданность событий и людей. В театре всегда должен быть праздник, на космодроме бывают только запуски, актёр обязан всегда быть благородным и прекрасным. Причём заложено это так глубоко, что обычно и в голову не приходит спросить: „Почему?“ Это аксиома, как точка, — обязательно пересечение двух прямых. Хорошо бы запретить аксиомы. Их придумали наверняка о-очень умные люди. Аксиомы мешают заглядывать за установленный ими предел…»

Стас тряхнул головой и поднялся обратно по лестнице. Дверь — «Инспектор по кадрам» — была приоткрыта.

Стас представился пожилой женщине, сидевшей за старинным письменным столом.

— Мне нужно посмотреть несколько личных дел…

— Творческих? — деловито спросила инспектор.

— Как? — не понял Тихонов.

— Ну, служащих или артистов?

— Артистов.

— А в чём дело? Кто-нибудь проштрафился?

— Да нет, что вы! — засмеялся Стас. — Просто в силу профессиональной любознательности.

— А чьё именно дело вам требуется?

— Видите ли, я бы хотел посмотреть несколько…

— Ясно, ясно, — догадалась Марианна Ивановна. — Вот шкаф с личными делами, кто вам нужен — ищите сами. Секретничаете всё!

Тихонов сказал:

— Вы не обижайтесь, пожалуйста. Ведь у нас, в уголовном розыске, специфика: спросим иногда про Петрова, и уже готова версия: то ли у Петрова что-то украли, то ли он у кого-то украл. В общем, в какой-то краже Петров замешан…

Кадровичка засмеялась:

— Да ладно уж, я эту шутку ещё в двадцатом году от артиста Александра Вишневского слышала. Трудитесь…

Тихонов взял несколько личных дел.