Право хотеть

Катя посмотрела вокруг. Кровать оказалась больничной койкой с толстыми кожаными ремнями для рук и ног, стены обиты мягкими матами, а рядом с койкой стояли аппарат искусственного дыхания, осциллограф, дефибриллятор, капельница и прочая бутафория из сериала «Доктор Хаус».

— Где — здесь? — спросила Катя.

— Это личный трейлер господина Глинина. Вы на съемочной площадке, — на всякий случай добавил Агнер. — Упали в обморок. Помните?

— Он же меня душил!

— Савва гениальный актер. Иногда он увлекается. Вы ведь тоже актриса, да… Катя? — агент на секунду замялся, вспоминая имя. — Вы должны это понимать. Давайте считать, что это было досадное недоразумение. Несчастный случай. Окей?

— Окей, — кивнула Катя.

— Тогда подпишите вот это, — в руках у Агнера появился листок бумаги. — Отказ от претензий. Вот здесь… и вот здесь. Спасибо!

Агнер убрал расписку в папку и посоветовал:

— Вы тут полежите пока, отдохните. Потом вас отвезут домой. А мне надо побеседовать с Михаилом Филимонычем.

Он вышел, а Катя села. Голова кружилась от кислорода, но не сильнее, чем с легкого перепоя. Ухватившись за штатив капельницы, девушка сползла с койки и доковыляла до окна. Окно почему-то было из толстого армированного стекла и не открывалось.

А за окном сворачивали съемочную площадку. Разбирали декорации, сматывали кабеля, развинчивали рельсы, спускали софиты, паковали все в большие фанерные ящики и грузили в серые фургоны с логотипом киностудии на боку. Среди фургонов почему-то затесалась одна «скорая», возле которой курили каскадеры-санитары в белых халатах.

Это из-за меня, с ужасом подумала Катя. Я сорвала съемку. Все пропало. Самая короткая карьера в кинобизнесе. Надо мной же все смеяться будут. Я же всех подвела. И Нелли Васильевну, и Сторицкого… и Савву Глинина.

Задняя дверца «скорой» открылась, и оттуда вылез маленький, сухопарый старичок с козлиной бородкой — Михаил Филимонович Сторицкий. Великий режиссер был одет в замшевый пиджак с кожаными заплатами на локтях, потертые вельветовые брюки и, в завершение образа богемного деятеля, бархатный берет цвета электрик — словом, выглядел нелепо, аляповато и безвкусно. К Сторицкому тут же подскочил Агнер и начал на него орать.

Орать. На самого Сторицкого. Это уже никак не укладывалось у Кати в голове, и она решительно (головокружение вроде прошло) толкнула дверцу трейлера, выпав из ватной тишины в ревущий хаос съемочной площадки.

По ушам ударил визг болгарок и рев шуруповертов, мат рабочих и усиленные мегафоном вопли помрежа, фырчание фургонов и подвывание сирены «скорой». Сквозь эту какофонию пробивался высокий, на грани фальцета, крик Агнера:

— Я вас предупреждал! Это не может продолжаться вечно! Он уже на пределе! Я увеличил дозировку препарата в четыре раза только за последний месяц! Больше он не выдержит!

— Прекратите истерику, Агнер, — брюзгливо дребезжал в ответ Сторицкий. Будучи ростом по плечу агенту, режиссер умудрялся смотреть на него свысока. — Это же его работа. Это то, что он есть. А ваша задача — вернуть ему трудоспособность. И побыстрее, у меня график съемок горит.

— Это немыслимо! Используйте дублера! Мне нужен месяц, как минимум, и все равно нет гарантии результата!

— Дублера? — ядовито процедил Сторицкий. — В кульминационной сцене? С крупными планами? Дублера?!

Он не хочет сниматься, догадалась Катя. Глинин не хочет сниматься. У него нервный срыв или что-то в этом роде. Из-за меня. С гениями такое бывает.

— Простите, пожалуйста, — встряла девушка в перепалку режиссера и агента, робко пряча руки за спиной. — Это все из-за меня, да? Может быть, я смогу чем-нибудь помочь? Давайте я поговорю с Саввой… — тут она запнулась, потому что отчества Глинина не помнила, и вышло совсем по-дурацки, фамильярно и пошло.

Сторицкий обвел ее оценивающим взглядом из-под кустистых бровей и спросил:

— Ты бумагу подписала?

— Да, конечно.

— Молодец, — режиссер по-птичьи склонил голову к плечу и уточнил: — Какой курс?

— Пятый… Я от Нелли Васильевны. Вместо Сафьяновой.

— Ага. Так-так. Вот что, Виталий Борисович, — сказал Сторицкий мрачно. — Савва мне нужен в рабочем состоянии не позднее понедельника. Три дня вам даю. Делайте, что хотите, но в понедельник мы должны закончить.

Агнер в ответ скорчил гримасу из разряда «да вы с ума сошли!» Посредственно скорчил, наигранно, оценила Катя, на троечку по пантомиме. Глаза у агента были холодные и злые.

— А ты, девонька, — обратился режиссер к Кате, — заслужила пару дней отдыха. Загранпаспорт есть?

— Нет, — пискнула Катя.

— Ерунда, сделаем!

* * *

Таких снов Катя не видела с детства. У нее над кроватью висела картинка — страничка из глянцевого журнала: море, пальмы, песок и белая яхта на горизонте, и каждый раз, засыпая, Катя мечтала перенестись в этот волшебный мир, где всегда тепло и солнечно.