Право хотеть

Лучше бы он не брал так круто. Потому что только один, не самый первый чиновник решился сделать тут же себе харакири. Но вовремя вспомнил, что он не японец, а китаец, и остался жив. Остальные, подступая к императору, потрясая вскинутыми вверх задницами, ползая у ног Фыня, принялись гнать друг на друга дуру.

Естественно, Фынь в досаде заложил себе уши пальцами и кивнул стражникам. Те из человеколюбивых традиций не стали рубить головы чиновникам, а повыволакивали всех, шуршащих у императорских ног, на свежий воздух под звездное небо. Это мероприятие было призвано остудить разогревшиеся головы. Потому что они были обязаны аккуратно сосчитать полное количество видимых в эту ночь звезд и представить это число поутру императору, чтобы тот по одному ему известным методикам свершил утренние предсказания. Если бы данное число не сошлось с установленным из дневных наблюдений за реализацией предсказаний, то головы чиновников должны были покинуть свои привычные места.

Итак, Фынь продолжил:

— Нет, ну а все-таки?

После этих глубоких по скрытому смыслу слов оставшиеся чиновники впали в возвышенное созерцание Великой Государственной Думы. Но Дума не думалась.

У китайцев всегда было много талантливых полководцев. Так как было с кем воевать — китайцев вокруг было много. Поэтому Фынь позвал:

— Генерал Тан Ли, каково ваше решение?

Тот поднялся и по-военному четко ответил:

— Я предлагаю уничтожить северных варваров всех до одного, прямо у стен столицы.

— Это хорошая мысль, генерал Тан Ли. Если других мыслей не поступит, я вспомню о вас. А теперь вы, генерал Сяо Ю:

Тот поднялся и по-военному четко ответил:

— Я предлагаю обойти варваров с юга и запереть их между столицей, горой Ань-Лунь, Желтой рекой и нашей доблестной армией. Терпя недостаток в пище и корме для своих ужасных лошадей, грязные степняки сдадутся все как один на безжалостную милость Вашего императорского Величества.

— Это хорошая мысль. Я о вас пока не забываю, генерал Сяо Ю. А теперь ваш черед, генерал О'Хара.

Поднялся самый молодой и самый незакомплексованный на уставной почве генерал:

— Вы меня, ваше Величество, еще бы назвали Мак Дональдсом. Я Чжи Чжао. Не больше, но, — он посмотрел на двух предыдущих генералов. — Но и не меньше. Так вот. Я мог бы предложить еще один идиотский план, к примеру — переловить всех крыс в городе и спустить их на варваров, чтобы те этих крыс слопали и поумирали в страшных муках. Но скажу то, что произойдет на самом деле. Я буду основываться на голых фактах и на великой науке об этногенезе. А произойдет следующее: варвары ворвутся в столицу, вырежут где-то в пределах одной трети населения, а не все сто процентов, как это принято в наших китайских разборках. Вас, ваше императорское Величество, в зависимости от вашего поведения или отравят или посадят на кол, предварительно вырезав у вас то, что им заблагорассудится. На трон взойдет какой-нибудь кривоногий плосколицый Шибыр-хан и объявит о воцарении династии Хань. Само собой, запрется на месяц с вашими наложницами в своих покоях. После чего всех оставшихся к тому времени в живых ваших чиновников и генералов возьмет к себе на службу. И лет эдак с полсотни продержится на своем яшмовом троне. Но не он сам, а его сын, который, наущаемый наложницей-китаянкой, его очень скоро отравит. Правление новой династии не будет сахаром, так как следует учитывать этногенетическое приближение хуннов к фазе обскурации. Возникнет химера — бездумное смешение бывших кочевников с коренными китайцами, которая поглотит всю пассионарность завоевателей. С севера и востока же явятся новые племена, находящиеся в фазе пассионарного подъема. Они сметут хуннов, рассеют их остатки по закоулкам Ойкумены и попытаются окитаиться, то есть, создать новую династию. Но, войдя в акматическую фазу пассионарного перегрева, только перережут друг друга. Вот тогда придет один из уцелевших великих китайских генералов и создаст новую китайскую империю. Я закончил.

— А этим великим китайским генералом будешь ты, Лу Мум Ба? — ехидно заметил Фынь.

— Учитывая мой возраст на данный момент, вполне возможно.

— Знаете, ребята, — обратился Фынь ко всем трем выступившим генералам. — А ведь следует рубить вам головы, а мне линять из столицы.

Но тут поднялся патриот из гражданских и убежденно заметил:

— Да мы их всех, гадов, ассимилируем!

— Кто? — удивился Фынь. — В вашем-то преклонном возрасте? И когда, этой же ночью?

— Ну, я это в смысле торжества нашей национальной китайской идеи в исторической перспективе, — несколько поправился патриот.

— А когда под вашим надзором вырезали все три с лишком миллиона жителей княжества Сяо по плану присоединения их земель к империи Ци, вы также руководствовались национальной идеей? — спросил Чжи Чжао.

— Ну, это все-таки было наше внутреннее, китайское дело. Мы, китайцы, своих в плен не берем! Таковы уж наши этические принципы, освященные гением предков!

— Ну, а что вы, мой юный друг можете добавить? — обратился Фынь к молодому чиновнику, фантазеру и начинающему фантасту.

И тот предложил: