В этот раз работа дается мне на редкость тяжело, зато интересно. Выяснение личности на фотографии заняло больше времени, чем хотелось бы — мне стало лень идти в редакцию и распугивать бедных журналистов. У них и так работа нервная, еще меня там не хватало. Потом, глядишь, не отойдут от потрясения — и выйдет очередной глянец с лейтмотивом «готик-стайл в каждый дом». И каждая вторая дура на улице начнет выглядеть, как я. Кому оно надо?
Поэтому пришлось прогуляться по сети, сравнение по внешнему облику — как два пальца отстрелить. Через пару дней нашелся — глупо было бы, такой симпатичный мальчик, еще бы его фоток не было в интернете.
Потом привлечь внимание, познакомиться, «Алиса, это пудинг. — Пудинг, это Алиса…» А вот уносить пудинг, пожалуй, не надо. Не советую. Он мне нужен, причем — что особенно печально — даже не для еды. Профессия такая, ничего не поделаешь.
Потом развиртуализоваться — почему бы и нет, если мне человек интересен, а ему интересен тот, кем притворяюсь я?
Можно было, конечно, и не знакомиться… но в чем же тогда романтика, а?
Все полтора часа Саша размышлял, стоит ли взять ее за руку. С одной стороны, надо бы — такая симпатичная девочка, интересная, и не дура… — причем далеко не дура, что встречается всё реже. Как говорится, хватай в охапку и беги. Куй железо, не отходя от кассы. И прочие размышления в подобном ключе.
Но с другой стороны — странная. Невооруженным глазом видно. И не поймешь даже толком, в чем дело. Единственное сравнение, которое приходило ему в голову — «шарахается от самой себя». И еще — очень нервная. И холодная, как ледышка.
А снег уже начинал таять, на улицах каша и слякоть — приходилось перепрыгивать через лужи, перебираться через снежные завалы и уворачиваться от падающих с крыш сосулек. С каждым пройденным шагом прогулка всё более категорически не удавалась. За шиворот Сашке падали куски грязного мокрого снега с крыш, спотыкался он на каждом неровном месте — впрочем, и на ровном тоже. Апофеозом происходящего стала машина, которая пронеслась рядом с тротуаром и обдала парня целой волной талой воды.
Он ахнул, отступил от мостовой и принялся отряхивать грязь с пальто, а девочка стояла, чему-то улыбалась и внимательно разглядывала Сашку. Раздался треск, и в окружении переливающихся на солнце осколков вниз полетел огромный кусок льда. Девочка провожала его глазами почти до самой Сашиной макушки, но потом сморгнула и резко отвернулась.
Ощущение опасности застало его врасплох, когда Саша был занят приведением своей внешности в порядок — нет, он и так уже выглядел дураком, но если не отряхнуться после такого душа — станешь в глазах прекрасной дамы совсем уж окончательным неуклюжим идиотом. Тем более, что она так внимательно смотрит… Поэтому он только в самую последнюю секунду успел увернуться от падающей с крыши ледяной… ну, если не смерти, то реанимации, как минимум. Конечно, упал — очередной раз, уже неоригинально — получил чувствительный удар по руке. А когда пришел в себя и поднялся — ее уже не было рядом.
Надо же, ушла.
С первого взгляда — это опять же, обратитесь к Горгоне, если данный вопрос всех так волнует. Она, вон, отвлеклась на секундочку — и тю-тю, нет головы. Ни красота не спасла неземная, ни очарование божественное. Интересно, признавался ли ей Персей в любви, прежде чем голову отрезать, а?
Поэтому меня очень занимает философский вопрос выбора. Мировая история — да Бог с ней, не мы ее делаем, не мы ее уничтожаем. Вопрос об отдельной человеческой личности вообще не стоит — это всё равно, что жалеть каждого муравья, на которого наступаешь, гуляя в парке. А вот как поступить, если профессионализм делает гадость тебе самой? Оказывается, несправедливость — это так обидно. И абсолютно нерадостно.
И я, блин, начинаю понимать все провожающие меня человеческие ненавидящие взгляды. Если с внезапностью и — тем более — с романтикой смириться вполне можно, то вот это ощущение отбираемого из рук надкушенного яблока — кисленького, самого душистого и зеленого, как семиринка — хуже быть ничего не может.
Я честно зарядила пистолет, я дважды перечитала инструкцию. Я тщательно выяснила историю вопроса. И ничего хорошего мне не светит в случае малодушия. Но, черт побери, на одной чаше весов — безупречная работа и почти уже выстраданный билет на свободу, а на другой — то самое надкушенное яблоко.
Мое яблоко. В первый раз не помню, за сколько лет. Когда весь мир вокруг казенный, ужасно отдавать не хочется. Никому. Даже Богу, или куда они там отправляются, следуя по пути своих ниточек.
Паранойя накрывала Сашу, как никогда. Не помогали даже фильмы ужасов — вместо зловещих мертвецов и инфернальных монстров ему каждый день снилась Женя. Точнее, ее отсутствие. Как будто ее нет в сети. Как будто она не берет трубку. Как будто она говорит — «мы больше не увидимся».