Право лорда (СИ)

Грифон же, отревевшись, клюв захлопнул (спасибо ему на этом!) и наклонил голову ко мне. Никогда ещё себя такой маленькой и слабой не чувствовала. А сейчас же… чёрт побери, да я ж для него муха-мухой! Букашка просто!

— Мы не жалкие букашки… Панцирь носим, как рубашки, — вырвалось нервное.

— Что-о?! — таки удалось его пронять. Нагшас даже поперхнулся. И такое искреннее беспокойство в голосе его прозвучало. Явно испугался, что я головой тронулась.

— Это песенка, детская. Из мультика.

— Из… мультика?

— Ага. Это такая сказка с движущимися картинками. Про ниндзя-черепашек.

— Про черепашек? — о, кто-то, кажется, услышал-таки знакомое слово.

— Ага, — про четырёх черепашек-мутантов, эм, супер-мега-крутых бойцов, — пояснила я. — Потому и ниндзя. Хотя у вас бы их наверняка нагшасами назвали.

Пытаясь в двух словах объяснить Киру всю гениальность бессмертного творения Кевина Истмена и Питера Лэнда о невероятных приключениях бесстрашных и симпатичных зелёных воинов, в панцирях и масках, об их эпичном обучении искусству ниндзюцу и о сэнсэе, мастере Сплинтере, о секретной базе в канализации Нью-Йорка, и о сражении со злом на улицах большого города, я как-то сама не заметила, что наглаживаю тёплые, твёрдые и как будто даже острые на концах перья, и при этом чешу Тита за тем самым «ухом», а грифон при этом урчит, довольно-таки громко и ощутительно, но вообще нестрашно, а я даже обхожу его вокруг, глажу сложенные крылья, и говорю, говорю…

А Кир внимательно слушает и лишь время от времени брови приподнимает.

Лишь когда Тит вдруг распахнул передо мной крыло и в лицо ударила волна мускуса, прелой листвы и какого-то звериного запаха, совсем даже сносного, поняла, что увлеклась.

Глава 24

И грифон сидит на земле, с развёрнутым крылом и на меня смотрит, изогнув шею почти по-лебединому, а я на Кира оглядываюсь, который, если верить вздёрнутыми бровям, очень даже удивлён фактом раскрытого крыла.

— Это он… что? — спросила я. — Ему что-то не понравилось?

Нагшас головой помотал, словно морок сбрасывал.

— Эм… — выдал он, а я поняла, что дурное «интеллигентное» влияние заразительно.

— Нихьт ферштеен по-вашему, по-нагшасски, — вежливо поддержала я беседу.

— Этого просто не может быть…

Я усмехнулась. Ну уж мне-то можешь не рассказывать.

— Тит… Прежде он никогда… со мной только.

— Да что ж такое-то? — Тит, между прочим, смотрит. Внимательно так и как будто даже укоризненно. Мол, может хватит с ноги на ногу перетаптываться, дубина? Понятно, что грифон чего-то ждёт… Только вот — чего?

— Он. Берёт. Тебя. Под крыло. — отрывисто пояснили мне и добавили совсем ошарашено: — Как птенца.

И теперь настал мой черёд:

— Эм…

Но всё же шагнула вперёд, провела ладонями по мягкой, очень мягкой шерсти на тёплом боку. А потом прижалась к этому самому боку, зарылась в шёрстку лицом. Ощущения были… непередаваемые! Я с детства обожаю с лошадьми обниматься, и на шею им вешаться… Это ж просто ни на что не похоже. Даже маленькую кошку когда обнимаешь, тебя вшыривает не по-детски. С каких-то «трёх килограмм чистого достоинства», как говорит папа. А лошадь, или, чего мелочиться, конь? Это ж семьсот кило чистого счастья! Так вот Тит… Сколько в нём кило, я понятия не имела, но раз так в несколько больше, чем в лошади. Вот и меня, стоило прижаться к тёплому пахучему боку прямо смело̀, фигурально выражаясь, а не фигурально — накрыло такой гигантской волной эйфории, что…

Додумать не успела. Потому что «птичка» крылом меня… эм… приобняла. И, поскольку сзади Кир стоял, его тоже этим самым крылом прижала. Ко мне!

— Эм… — как-то само собой непроизвольно вырвалось уже у обоих.

И что мы имеем? Грифон урчит, и урчит довольно ощутительно, нагшас на ухо сопит. Тяжело так сопит. И упирается мне чуть повыше нижних девяносто неопровержимым доказательством своей, эм… искренней симпатии. А я… ни развернуться, ни что-то сделать… Причём делать и не очень хочется, так что остаётся только возрадоваться тому, что нас разделяет пару пар штанов. И рубашка с кожаным жилетом. При этом голова всё сильнее кружится, а внутренний жар, оказавшись подозрительно избирательным, творит какие-то совсем уж непристойные вещи. И вот чувствую, что кому-то, не только мне несладко приходится. Да что там чувствую, ощущаю, как есть — ощущаю!

В общем, сама не поняла, как оказалась в седле. Кожаном, с удобной и высокой спинкой и очень мягким. Отороченным, между прочим, красным бархатом. На секунду представила в этом седле одного нагшаса, без меня то есть. Хихикнула. Это всё воздействие грифона, не иначе. Прям эйфория какая-то, которая все сомнения и страхи прочь отмела. Крылом Тита, ага…

Кир ловко вскочил в седло передо мной, от меня не укрылось, что, усаживаясь, нагшас поморщился.

И тут до меня дошло, с запозданием, что он меня пока подсаживал-усаживал, обтрогал всю, гад! А я ему по рукам надавала и проворковала томно что-то «Оставь, витязь, это всё для лорда, раз ты такой гад». Нагшас только глазищами своими зелёными сверкнул, губы сжал в одну линию, ну чисто горизонт в степи, но ничего не ответил.