Право на безумие

- Это ты обо мне? Какие такие чужие ошибки я исправляю?

- Из того, что мне известно, я думаю, что гибель Веры – не твоя вина. Это вина меча и того, кто дал его тебе в руки.

Он хотел ее перебить, но она его остановила.

- Пойми, Сашка. Этот меч –  живой и никогда не покоряется держащей его руке с первого раза. Собака, и та не сразу с хозяином сходится, а у этого клинка разума гораздо и гораздо больше. А тебе его на посмешище сунули, а получилась трагедия, да еще такая кровавая. Сам едва не погиб, любовь твоя едва жива.

- Что?! Она жива? Скажи, она жива?

- Не совсем так, конечно, но еще не все потеряно. Точнее, я бы сказала, что потеряно только время. Время твоего счастья. Счастья, которое могло бы быть у тебя с Верой. Могли бы уже быть вместе, а теперь этого надо достичь.

- Она жива. Я хочу быть с ней. Покажи мне дорогу.

- Саша, постой. Пойми, сейчас ты ей ничем не поможешь. Вернуть ей окончательно жизнь может лишь тот, кто ее забрал. И это не ты. Это меч. Меч, который сейчас в руках твоего бывшего друга. Верни себе клинок, и ты вернешь ей жизнь. А душу ей вернет твой подарок. Но необходимо найти перстень, который был на ее руке, когда он ее отрубил.

- Кто это «он»?

- Он – это твой бывший друг и его меч. Потому что человек, держащий в руках это оружие, становится с ним единым целым. Поэтому и убивали ее не они, а именно он со своим мечом. Я только одного не могу понять, зачем Алексею это было нужно. Не хочется верить в то, что все произошло от простой и банальной зависти. Зависти к достатку, к успеху, к успеху у женщин. Хотя мелко это. У вас же очень близкие отношения… были. Ты же ему, кажется, и в работе помогал.

Сулин молчал. Он не верил этой женщине, не хотел верить. Но и не слушать не мог. Сладость оправдания медленно вползала в душу. Наконец он, протестуя, поднял руку, и она замолчала.

- Просто скажи, что мне нужно делать?

- Просто верни меч. Остальное он сделает сам.

- А если он его не отдаст?

Глаза собеседницы блеснули.

- У каждого есть выбор. Выбирай – либо безумная железка, либо твоя любовь. Живая, добрая, ласковая, и рядом.

Думая, что он еще ничего не решил, Сулин встал на ноги.

- Он сейчас, наверное, дома. Как мне туда добраться? Мы сейчас где?

- Где, где. Под Рязанью. Отвернись.

Она кокетливо улыбнулась и достала из выреза сарафанчика свернутые в трубочку деньги.

- Держи. Добраться до дома хватит. До железной дороги – пара километров.

Она махнула рукой, указывая направление.

- Не заблудишься?

Он покачал головой и, не попрощавшись, пошел в сторону станции.

Когда он совсем скрылся из виду, из кустов на карачках выполз карлик с медно-красным цветом кожи. Подойдя к женщине, закурил папиросу и спросил: «Ну, как?»

Та презрительно хмыкнула.

- Дети. По пути дозреет.

Карлик выпустил дым.

- Не сильно ли на любовь давила? Сомневаюсь я, что для него эта девушка так много значит.

- Любовь, это так. Сопутствующий фактор. Он скоро поймет, что его унизили, над ним посмеялись, а виновник здесь станет очевиден.

- Зачем он вообще нужен?

- Я думаю, только из-за того, что держал меч в руках и остался жив.

- Слишком много на этой земле тех, кто взял его в руки и выжил. Не находишь? Неудачные попытки были?

Она пожала плечами. Карлик растянулся на траве и пробормотал себе тихонько под нос, чтобы не услышала компаньонка:

- Да-а, дети. Пока еще дети.

Х

В принципе, вопрос по ужесточению контроля и повышению стабильности образцов они решили. Как ни кипятился Альберт Иванович (или Мольбертыч как его называли за глаза), но эксперимент не свернули, полностью согласившись именно сего доводами. Работа была проведена большая, глубокая. Даже те исследования, которые впоследствии отпочковались от основной темы, при опубликовании гарантировали различную известность в научных кругах. Но, поскольку, из-за витавшей в воздухе секретности, никаких публикаций в ближайшие лет пятьдесят не предвиделось, молодой (в основном молодой) и амбициозный научный коллектив горой встал за своего руководителя, полностью поддержав его версию дальнейшего развития образцов в целом и контроля за ними в процессе использования в частности.

Мольбертыча, под его недовольное бурчание о докторе Франкенштейне,  проводили с должным почетом. Присвоили очередное звание и отправили в параллельную лабораторию заниматься фундаментальными исследованиями. А Владимир Константинович, молодецки развернув плечи, начал внедрять одну из своих разработок, которая должна была решить основную проблему, возникшую при изменении образцов. Идея была проста по звучанию, но при ее реализации возникающие подспудно различные «ситуевины» требовали поистине фантастических решений. Если говорить просто, то Владимир Константинович решил вживить образцу дополнительный биоимплантат, который являлся бы своеобразным фильтром, отсекающим ненужные эмоции и мысли, а проще говоря, позволял бы его полностью контролировать и не бояться, что это создание сорвется с поводка и начнет убивать направо и налево, или впадет в зимнюю спячку.