Право на безумие

– Ну не скажите, не скажите, – никак не унимался первый. – Всякая работа в исполнении своём знает нюансы, порой весьма существенные. Один табуретку сколотил и удовлетворился результатом, другой же трон царский из цельного куска векового древа вырезал… Тем и различны между собой ремесло и искусство… – Богатов остановился… и тут же перескочил на прежнюю мысль, она интересовала его в данный момент больше. – Ведь все, даже я сам поверил в гибель Нюры, только вы один усомнились… А скажите, почему? Нет, правда, что вас подвигло искать там, где всем всё было ясно?

– Эх, Аскольд, Аскольд, – со вздохом проговорил Пётр Андреевич, – ну и горазд же ты на многословность и велеречивость,… не живёшь, а будто роман пишешь. Будто жизнь устроена так, как ты её сочинил в своих фантазиях. Проще надо смотреть на вещи, естественнее. Жизнь, она штука мудрая, сама вырулит к нужной парковке. Не надо ей ни мешать, ни помогать, ею нужно просто жить и принимать такой, какая она есть.

Богатов усмехнулся в кулак, но развивать тему не стал.

– А всё-таки? – продолжал настаивать он. – Ведь интересно же… Важно… Может, я и впрямь роман пишу… про себя, про Нури, про вас…

– О Господи! Про меня-то зачем? – искренне удивился Берзин, но всё-таки не смог скрыть польщённой улыбки. – Неужели нет у тебя персонажей поинтереснее?

– Персонажи есть всегда, – согласился Аскольд, – но если честно, хочется написать про тех людей, которые сыграли и продолжают играть в моей жизни главные роли, которые изменили её и сделали меня таким, какой я есть сегодня… Которых я искренне люблю.

– Любишь? – Пётр Андреевич лукаво, с хитринкой посмотрел из-под бровей в глаза Аскольду. – А Белла? Она тоже есть в твоей книге?

– Непременно! – утвердил, будто гербовую печать поставил Богатов. – Без неё и романа-то никакого не было бы. Она его главный вдохновитель.

– Тогда давай за любовь,… за твой будущий роман, Аскольд!

Пётр Андреевич разлил коньяк. Оба синхронно чокнулись. Выпили. Закусили.

– А всё-таки, как вы нашли Нури? – ещё раз напомнил свой вопрос Богатов. – Без неё ведь тоже никакой роман невозможен.

Аскольд опёрся локтями о край столика, а подбородок определил на сжатые в замок кисти рук. Всем своим видом он показывал, что готов слушать – внимательно, вдумчиво, искательно, – так что отказать ему в этой затее стало никак невозможно.

– Да что уж тут,… – начал рассказ Пётр Андреевич, – я поначалу и сам поверил,… не усомнился. Да и как тут усомнишься, когда все свидетели,… когда ты сам,… да что там, я собственными глазами увидел на фотографии мёртвую Нури…

Пётр Андреевич остановился, задумался ненадолго и перевёл мысль, как переводит дыхание бегущий.

– Хотя, если честно, покажи мне это фото просто так, случайно, без привязки к происшествию, никого бы я там не узнал. Ведь ни платья, ни туфелек я раньше и в глаза не видел, а по лицу ни утверждать что-то, ни отрицать было невозможно. Сработало так называемое стадное чувство: все признали,… сам муж признал,… вот и я смотрю и вижу – ну точно Нури… Только потом, гораздо позже меня осенило. А на тот момент мучился я страшно, метался между сомнением и желанием помочь тебе. Мне нужно было лишь одно – верить, твёрдо, непоколебимо, всей печёнкой верить в твою невиновность. Пусть только на уровне интуиции, бездоказательного ощущения, эфемерного дрожания флюидов, но знать самым верным внутренним знанием – ты не убивал.

Берзин отпил маленький глоток из пузатого бокала. Богатов прикурил, затянулся глубоко и выдохнул в сторону.