Право на эшафот

Пол. На полу магии нет, но… Я с сомнением посмотрела на камни, плотно пригнанные друг к другу, и на свои руки. Нет, я бы попыталась прорыть ход хотя бы до соседней камеры, был бы у меня год в запасе. Но его нет, как нет ничего, чем можно было бы хоть немного расковырять камни. В камере не было даже ложки. Только металлический кувшин с водой.

Размышляя, я старательно затирала вычерченные на полу символы. Незачем кому-то знать, что здесь произошло. Вовремя – не успела уничтожить последний, как дверь распахнулась, впустив придворного мага, а по совместительству того, кто загнал Эстефанию в ловушку всего лишь пару дней назад.

Уго Бласкес – мерзкая крыса, даже неопрятные пряди длинных сальных волос напоминали крысиные хвосты. Целый пучок крысиных хвостов на голове. Маг вызывал у меня тошноту и страх. Страх у Эстефании, тошноту у меня. Все-таки мужчина, как бы он ни был занят, должен мыться хотя бы раз в неделю, а не дважды в жизни – при рождении и после смерти. Главный придворный маг мытьем не злоупотреблял, наверное, боялся, что испортится или растает, и от него несло так, что я порадовалась, что осталась без ужина.

– Чем это ты тут занималась, Эстефания?

– Извольте ко мне обращаться «ваша светлость».

– И чем же здесь занималась ваша светлость? – издевательски спросил он и цепким взглядом пробежался по камере.

Задержался на полу. Какие символы там изображались, уже не разобрать, но и того, что они там вообще были, тоже не скрыть.

– Неужто пыталась вызвать демона? – хохотнул маг. – Или инкуба? Чтобы вкусить радость плотских утех хотя бы напоследок?

– Пошел вон из моей камеры, – сказала так холодно, что бывшая владелица тела непременно это оценила бы. – Пес смердящий.

– Твоего здесь ничего нет, дура. – Бласкес раздвинул губы в неприятной улыбке. – Да и вообще считай, что у тебя ничего больше нет. Желающие прибрать почти бесхозное герцогство осаждают его величество Теодоро Блистательного со вчерашнего дня.

Титулование было столь забавным, что я расхохоталась. Ситуация к смеху не располагала, но ощущение полного владения собственным телом казалось столь прекрасным, что все остальное отходило на второй план.

– Смейся, смейся, недолго осталось, – проворчал маг. – Тупая курица, даже ритуал как следует провести не смогла, а ведь я дал тебе такую возможность, но нет, профукала. Правильно говорят, что Эрилейские выродились. Не мозги – одна сахарная вата.

Он прошел и взял со стула лежащий там кусок мела. Тот самый, которым рисовались руны, тот, про который Эстефания думала, что утащила из-под носа придворного мага. А оказалось, он сам подсунул. Зачем?

– Меня не учили магии, – напомнила.

– Оно и видно. Все, куколка, встретимся завтра на твоей казни.

Он взмахнул рукой и создал реалистичную иллюзию, почти фильм. Голову красивой блондинистой девушки грубо прижали к колоде, украшенной потеками засохшей крови. В ярких солнечных лучах сверкнул топор. Толпа ахнула.

Маг расхохотался, не дав досмотреть сцену, и ушел. Дверь хлопнула, замки лязгнули, загудела охранная магия. Теперь под заклинаниями были и пол со стенами, что делало побег совершенно невозможным. Это я понимала и как Катя, и как Эстефания, чьи знания о магии получила бонусом при переходе. Куцые знания, никуда не годные. А ведь герцоги Эрилейские всегда славились и силой, и разнообразием применяемых заклинаний.

Осталось понять, зачем Бласкес давал возможность провести ритуал. Что он рассчитывал получить? Не мой же побег? Для этого он слишком сильно меня ненавидел, что проскакивало в каждом слове и движении. И совершенно непонятно почему: Эстефания нигде не переходила ему дорогу, да и не могла бы. Она только-только начала выезжать под патронажем тети, но тетку упекли в монастырь, а Эстефания решила ее спасти, обратившись к королю. Вот и доспасалась до того, что пришлось спасаться самой. Она-то выкрутилась, а я?

Широко зевнула. Проблемы казались ненастоящими, не моими, а вот спать хотелось неимоверно, и чем дальше, тем сильнее. Поэтому, еще раз оглядев камеру на предмет хоть маленькой щелочки в защите и ничего не найдя, отправилась спать.

Как говорится, утро вечера мудренее. Даже если это утро моей собственной казни.

Глава 2

Спалось мне не сказать чтобы отлично, и утром я проснулась не сама, а была разбужена горничной. Очень ответственной горничной, которая тормошила меня, повторяя:

– Ваша светлость, вставайте. Вам же умыться и переодеться надо. Негоже, ежели вас такой люди увидят. Позор это.

– Позор – то, что собираются казнить невиновного человека.