Право на легенду

В квартире царил продуманный, раз навсегда установленный беспорядок. Кипы старых газет лежали на продавленном диване: Павел знал, что Варг занимается историей русского флота. В углу были свалены северные безделушки — позвонок кита величиной с табуретку, пластина китового уса, череп моржа с выщербленными клыками и прочие предметы, которые должны были вызывать у посторонних уважение и зависть.

А над большим рабочим столом висели фотографии Нади и Вениамина. Надя стояла на мостике отцовского буксира, щурила глаза и улыбалась. А Веня был заключен в овальную медную рамку. Рядом, в таких же рамках, висели фотографии старых друзей капитана, погибших во время войны.

— Разговаривать будем за столом, — сказал Варг. — Разносолов не ждите, но кое-что есть.

Он вынул из холодильника тарелку с мочеными яблоками. Потом немного подумал и достал запотевший графин с водкой.

— Разбаловала вас столица, — сказал Павел. — К рюмочке прикладываетесь. Мне, к сожалению, нельзя, я за рулем.

— А я тебя и не уговариваю, — проворчал капитан. — Водка в доме стоит для неожиданных и радостных встреч, а ты — какая же ты неожиданная встреча? Мы выпьем с Ниной. По наперстку.

— С удовольствием, — сказала Нина.

— Вы умеете готовить салат из капусты? С яблоками и с клюквой. И с прованским маслом, конечно.

— Наверное, — сказала Нина. — Я попробую.

Варг увел ее на кухню, потом снова вернулся в комнату. Сел напротив Павла.

— Ну, — спросил он, — что нового?

— Да ничего вроде.

— Как Татьяна?

— Живет. Что с ней случится.

— И то верно… С ней ничего случиться не может, потому что она человек не тебе чета, у нее жизнь на серьезную ногу поставлена.

— За то и ценим.

— Правильно… Вы еще себе дачу не присмотрели? Положительные северяне в вашем возрасте уже о старости думают. Будешь крыжовник разводить. Собаку заведешь. Не баловства ради, а чтобы соседских ребят в строгости держать. Не присмотрели?

— Нет еще, — рассмеялся Павел. — Не присмотрели… Что-то все сегодня меня воспитывать взялись, на путь истины наставлять. Только у вас это получается неуклюже, капитан. И, между прочим, коли вы о даче разговор развели, у вас тут, я вижу, тоже не шалаш. Богатые хоромы.

— Еще бы не хоромы, — сказал Варг. — Аристократы, чай, живут.

— Какие аристократы?

— Настоящие. С родословной, уходящей во тьму веков. Графья. Одного из них ты, кстати, знаешь.

— Ну, вряд ли. Я как-то стесняюсь с графьями общаться.

— Не сказал бы. Помню, как ты стеснялся, когда один пожилой граф у тебя резиновую лодку о камни распорол.

— Так это Запольский? Геолог из Мечкарева?

— Он самый. Потомственный граф. Отец его держал в Ницце виллу, яхту имел, все как полагается. Только потом завелся в нем червь сомнения. Сразу же после революции он распропагандировал свой полк и перешел на сторону Советской власти. Каким-то путем ему удалось реализовать свое имущество за границей, и все денежки он тоже вложил в дело революции, передал государству. Ну квартиру ему, как видишь, оставили приличную. Помер он совсем недавно, а Семен Запольский с женой сейчас в Африке. Вот я и пользуюсь пока…

— Сроду бы не подумал, что он из графьев. Голубая кровь, а тушенку из банки ножом лопает. И бородавка на носу. Измельчал нонче граф.

— Не привередничай. Вутыльхин тоже с ножа тушенку ест.

— А при чем тут Вутыльхин? — спросил Павел, но тут же спохватился, что действительно Варг вспомнил о нем к месту. Их общий друг, бригадир звероводов Василий Васильевич Вутыльхин хоть и не был сыном графа, но зато был сыном одного из самых богатых оленеводов западно-чукотской тундры и сам еще в начале тридцатых годов имел несколько тысяч оленей, а это по тамошним масштабам было не меньше, чем иметь виллу в Ницце.

Потом, когда на берег Чаунской губы пришла Советская власть, отец Вутыльхина, к ужасу соседей, первым записался в колхоз, а сам Василий Васильевич, тогда еще не имевший ни имени, ни отчества, стал каюром красной яранги, или, проще говоря, кочующего по тундре клуба.

«Чего это вы с отцом так быстро от богатства отказались? — спросил его однажды Павел. — Могли бы повременить. Другие вон откочевали подальше и еще несколько лет хозяевами были».

«А я не знаю, — сказал Вутыльхин. — Мне отец говорит: давай на Чаун подадимся, там колхоз будет. Какой, спрашиваю, колхоз? Не знаю, говорит, какой, вроде все в кучу, только давай и мы туда. Я думаю: давай. Вот и все…»

— Да, Вутыльхин, — сказал Варг. — С ним не соскучишься. Помнишь, как он на свадьбу все яблоки в магазине закупил?

— Так я же не был на свадьбе.

— Ах, да.

— Зато я помню, как он в Магадане заблудился.

Они не виделись всего два месяца, но сейчас говорили как люди, расставшиеся по крайней мере несколько лет назад: вспоминали смешные подробности, истории, о которых на Севере не принято говорить, настолько они кажутся обычными и будничными, и все это произошло потому, что встретились посредине Москвы два северянина, которым очень вдруг захотелось домой.

— …А помнишь, как у Вени самолет разрисовали, когда он из-за погоды на Лабазной заночевал?