Право на легенду

— «Второй часовой завод! Сделано в СССР…» Ну, прохвост! Ну я ему отремонтирую пароход, я ему последние мачты обломаю, паразиту! Он же в Англии их покупал, в Глазго, сам мне говорил!

— Широкий горизонт, отец, иметь надо, — сказал Тимофей, не скрывая иронии. — Мы уже давно свои часы во многие страны поставляем, они на мировом рынке знаешь какой вес имеют? Вот англичане корпус немного изменили, и готово — давай бери. Только ты не огорчайся, часы-то отличные.

— Ну, давай чеши отца, — смущенно сказал Жернаков. — Твой праздник. Просто хотелось мне. Давно уже… — Он еще раз посмотрел на часы, защелкнул крышку и положил в стол. — Ладно! Это даже хорошо, а то они мне все покоя не давали. Как увидел однажды, так и зажегся.

Замятин поднялся:

— Будьте здоровы, Петр Семенович. Идти нам надо.

— Слушайте, — вспомнил вдруг Жернаков. — Вы не в курсе дела, — вчера парень один с машиной под каток угодил. Не знаете, кто он и что с ним?

— Слышал, — кивнул Тимофей. — Говорили. А кто и что — не знаю.

— Это Пашка Вершинин, — сказал Замятин. — Он вчера как раз на «пазике» работал. Женька ваш к нему в больницу пошел, я его недавно в городе встретил. Говорит — контузило его сильно, из машины выкинуло, но вроде ничего серьезного.

— Дела! — удивился Тимофей. — Ну, дела! А он случаем не выпивши был? Не проверяли, не знаешь?

— Позвоните в вытрезвитель, там все скажут, — зло ответил Замятин. — Или еще куда…

«Ну вот, посидели с сыном, — сокрушался Жернаков, когда они ушли. — Поговорили по душам. Он о своем, я о своем, только он считает, что его думы правильней. Ладно, чего теперь, какой есть. В главном деле он все-таки правильный человек».

А с Пашей Вершининым совсем уж неожиданно получается.

Он решил позвонить Кулешову, узнать все подробно, но в газете сказали, что он сегодня работает дома, а дома телефон молчал. Может, отключил?

2

Кулешов действительно отключил телефон. Он сидел и работал. Он был злой, взъерошенный, ему хотелось трахнуть машинку об пол, а из всей этой бумажной дребедени голубей наделать.

Только что ему позвонил Женя, сказал, что был в больнице у Павла Вершинина, с ним все хорошо: полежит неделю, потом выпишут. А вот насчет вахтенного журнала, тут совсем чепуха: оказывается, он и не с «Северостроя» вовсе.

Прокол, — вот как это называется, — подумал Кулешов. — Очерк уже почти готов, два дня на него угробил, и вот тебе: и море не то, и корабль не тот, и «юнкерсы», черт бы их побрал, конечно же, над Японским или Охотским морями летать не могли! Как это он раньше не сообразил? Ну, ничего, что-нибудь придумаем, повернем по-другому. Не «Северострой», так «Рубцовск», велика ли разница?

Мысли скользнули по Павлу Вершинину. Интересная судьба. Это пригодится. Вчера ему в ГАИ сказали, что он тридцать человек спас. Можно хорошо обыграть в том же самом очерке. Отец и сын. Перекличка поколений. Молодой Вершинин принимает эстафету. Это пойдет!

Он снова перечитал написанные страницы. Поморщился. Что-то не пишется ему. И не хочется, вот ведь беда. Со вчерашнего дня он чувствовал себя не в своей тарелке. Может, и раньше, но со вчерашнего дня ему почему-то особенно муторно. Да, конечно! Этот Иочис так и стоит перед глазами.

— Тьфу ты! — сплюнул Кулешов. — Вот угораздило… Главное — не распускаться. Форма и дисциплина ума — вот на чем следует держаться, если хочешь быть работоспособным.

Он сел к столу и снова пытался представить себе штормовое море, зеленые волны с белыми ошметками пены, танкер, идущий под глазом вражеского перископа… Какой, к черту, танкер? Задал себе схему, теперь никак не выкарабкаешься!

В дверь позвонили. «Никого не пущу, — решил Кулешов. — Нет меня дома. Я работаю в конце концов». Но уже шел открывать.

— Не помешал? — спросил Женя с порога. — Я быстро, Сергей Алексеевич. Можно, да?

— Конечно, — сказал Кулешов. — Тебе всегда можно. Мы ведь с тобой, выходит, вместе в лужу сели.

— В лужу?

— Ну, это я так. Ворчу себе потихоньку. Проходи, рассказывай, что у тебя.

— Ну, я к Пашке забегал, вы знаете. Потом был у Екатерины Сергеевны, отдал ей дневники мужа. Она заплакала… Такие вот дела. Рассказывать стала. Говорит, что часть документов, может быть, очень важных, о снабжении Севера во время войны и о танкере «Северострой», кстати, и о его гибели — у товарища мужа, она мне его адрес дала. Представляете, как интересно.

— Представляю, — рассеянно сказал Кулешов. — Интересно, конечно…

— Я решил все это отыскать. Как вы смотрите? Вы же сможете написать интересную книгу, Сергей Алексеевич! Или вам не до этого?

— Нет, почему… До этого.

— Тогда вот что…

Женя коротко рассказал ему о разговоре с Лактионовым и попросил помочь разыскать в архиве очерк.

— Непременно займусь этим, — пообещал Кулешов. — Прямо завтра же и займусь. Слушай, вот вы с Володей Замятиным в хороших отношениях, приятели вы, да? Ты знаешь, неприятности у него получились, читал, может быть, в газете. Как ты к этому относишься?

— Вы про свою статью, я понимаю. Честно вам сказать?

— Конечно.