Я все же собираюсь с мыслями и заканчиваю начатое. Отсиживаться в комнате бессмысленно. Встретиться лицом к лицу придётся, хочу я того или нет. В любом случае, если она его любит, мне придётся смириться с её выбором. Даже если сейчас я не в большом восторге от него.
Во дворе собрались уже все.
— Марьяш, узнай у Димки, скоро ли там мясо будет готово, — говорит жена.
— Я схожу, — отвечаю за дочь и иду к среднему сыну.
— Привет. Ну как, получилось? — спрашиваю сына.
— Да, всё готово, — говорит сын, снимая с шампура последний кусочек мяса в кастрюлю и накрывает верхушкой лаваша и придавливает крышкой. — Делал по твоему рецепту.
— Значит, точно получилось. — хлопаю по спине сына.
— Ты всегда в нас веришь, чтобы мы не делали, почему? — задает вопрос сын, и я на мгновение теряюсь.
— Наверное, потому, что вы наши дети. И обязательство родителей: в них верить. Как бы они не оступались. В своих детей всегда надо верить, поддерживать и мысленно вкладывать то, что они самые лучшие. Но не доводить до смешного. Если он нарисовал каляку-маляку, и ты гордишься, то ты можешь привить ребенку обесценивание чувств. Что ребенок будет это воспринимать как должное. Что бы он ни сделал, им все равно будут гордиться. Тогда у ребенка пропадет чувство стремления к чему-то. И он просто будет плыть по течению. Зачем стараться? Ведь все равно мной гордятся.
— И тебе никогда не было за нас стыдно?
— Нет… Ну, если не считать того случая, когда ты перепутал меня с другим папой в садике.
— У него просто была такая же футболка, как у тебя. — улыбается сын.
— Конечно, сынок, конечно, — улыбаюсь ему в ответ. — Давай, я возьму кастрюлю с овощами, а ты с мясом неси.
— Но мясо всегда ты ставил на стол. — задается сынок.
— Сегодня его приготовил ты. Значит, ты и должен поставить на стол, — уверенно говорю ему, и это ему передается. Когда подходим к столу, я ставлю овощи, а Дима — мясо. И я горжусь.
— Неужели не спалил? — язвит Марьяна.
— Марьяна, хватит доставать брата, — строго говорит жена. — Давайте садиться.
— Деда, а ты мне покажешь парусник тот, который мы в прошлый раз запускали? — спрашивает внук.
— Мы запустим еще больше парусник. Я другой тебе смастерил. Ты его даже сможешь в Италию забрать, мальчишкам похвастаться, — отвечаю внуку.
— А мы больше не поедем в Италию, — встревает дочь.
— Почему? Что-то случилось?
— Нет. Просто от моей фирмы открывается тут филиал, и меня просят его возглавить. А Паша может работать удаленно. Иногда, правда, придется туда летать, но не так часто. Мы уже и дом тут купили, правда, в нём еще ремонт будет делаться. Так что поживем пока у вас, — говорит дочь. А у меня от сердца отлегло. Моя девочка. Моя доченька будет рядом.
— Как здорово. Молодец дочка! Я горжусь тобой и твоими успехами, — говорю ей открыто и при всех. Каждый знает, как я их ценю и люблю. И знаю, что братья и сестра ей так же гордятся искренне. Потому что мы не выделяли кого-то любимчиком. Мы любили всех одинаково. Воспитывали одинаково. Давали всем все поровну. Поощряли и наказывали одинаково и вместе. С женой были тандемом. Командой.
— Так, ну а теперь рассказывайте, что у вас за сюрприз? — говорит жена и смотрит на Матвея.
— Вот. — протягивают нам зелененькую коробочку.
— Мы вчера были на УЗИ и узнали, кто у нас будет, — говорит невестка. Открываем коробочку, а там двое голубых пинеток и одна розовая.
— Тройня? — спрашивает жена.
— Да. Два мальчика и одна девочка, — с улыбкой произносит невестка. А сама на вид такая маленькая и хрупкая. Что как в ней эти малыши поместятся, представить трудно.
— Моя ты девочка. — обнимает её жена.
— Ну, ты герой, конечно, — говорит Димка брату.
— А ты не отставай, — кидает ему ответочку Матвей.
— Мы пока на одной остановимся. — говорит Димка.
— Спасибо, дети. — обнимаю сына и невестку. Когда нежность отходит, мы все же рассаживаемся.
— Ярослав Вл… — начинает мямлить, но потом в его глазах поступает какая-то решительность, и уже я слышу увереннее. — Ярослав Владиславович, наше первое знакомство с вами вышло не самым удачным, но я хочу попробовать еще раз. Меня зовут Игнат Сергеевич Милов. Я парень вашей дочери. Мы с ней встречаемся уже два года, и я бы хотел стать частью вашей семьи. — заканчивает речь и протягивает руку для пожатия.
— Ну что ж, Игнат Сергеевич Милов, поживем — увидим. — и крепко пожимаю его. Чтобы понимал, моё слово решительное. Со мной шутки плохи. За дочь придушить могу. Марьяна принимает и улыбается. Я же принимаю их союз, но в наблюдательной позиции. Все рады моей реакции. Знаю, думали, будет хуже. За всем потоком слышу разговор сыновей.
— Как она? — спрашивает старший младшего.
— Пока на сохранении. Но вот пишу ей, и уже часа два не отвечает. — волнительно говорит Дима.
— Не переживай, все хорошо будет, — поддерживает моя жена. — Лучше пусть полежит. Нормально доходит и родит.
— Какой срок? — спрашивает Яся.
— Тридцать пять недель, — отвечает Димка.
— Все будет хорошо, Дим, — поддерживает Яся.
— Спасибо, сестрен, — отвечает Дима.
— О, звонит, — говорит он.
— Ставь на громкую, — говорит Яся. — Мы ее тут подбадривать будем.