Право на месть

Кейти тяжело падает на стол, а меня заносит в сторону, ноги держат меня гораздо хуже, чем я надеялась. Я останавливаюсь, но мир продолжает двигаться. Выражение удивления и потрясения на ее лице сменяется ухмылкой, и, когда тошнота грозит обессилить меня, я понимаю причину перемены. Нож. Мой нож. Кейти протягивает к нему руку, я бросаюсь на нее, чтобы остановить, но она не пьяна, не накачана лекарствами, она ловко увертывается и в следующее мгновение нож в ее руке. Она торжествующе улыбается, а меня покачивает, хотя я пытаюсь сосредоточиться.

– Ты всегда торопилась, – произносит Кейти.

– Пошла ты!.. – У нее за спиной я вижу движение под одеялом. Не паническое дергание, а более целеустремленное. Мне нужно продолжать отвлекать Кейти. Я должна продержаться достаточно, чтобы моя детка смогла убежать. – Хочешь зарезать меня? Но тогда твой идеальный план полетит к чертям.

– Что-нибудь сымпровизирую, – отвечает она, но я вижу ее раздражение. Еще движение под одеялом. Неужели Ава освободила одну руку? – Я бы предпочла, чтобы ты села в тюрьму, но если вы обе сдохнете, то меня и это устроит.

Она бросается на меня, но мне удается вильнуть в сторону. Кейти смеется, и я с неожиданным отчаянием понимаю, что она играет со мной. Я едва стою на ногах.

– Лиза!

Этот голос раздается так неожиданно, что я автоматически поворачиваюсь. Она стоит в дверях за нами, глаза широко раскрыты, она потрясена, фонарик слабо горит в ее опущенной руке. Мэрилин. Мэрилин нашла нас. Я испускаю слабый всхлип при виде моего лучшего друга, моего настоящего лучшего друга; бесполезный фонарик падает на землю, а она изо всей силы отталкивает меня в сторону.

Меня разворачивает, и я падаю на пол вовремя, чтобы увидеть Кейти, ее искаженное до уродливости лицо со всей его безумной ненавистью; она швыряет нож туда, где миг назад стояла я. Туда, где теперь стоит Мэрилин.

Я слышу, как охает Мэрилин. Не от боли – от удивления. Она опускает голову. Рукоятка торчит из ее груди. Потом она поворачивает лицо ко мне. Пытается улыбнуться, а я с пола слышу ее булькающее дыхание.

– Беги, – шепчет она, а потом, словно марионетка, у которой обрезали веревочки, падает на пол.

Я не бегу. Не могу бежать. Набегалась. Я отрываю глаза от сокрушенного тела моего прекрасного друга, а потом я кричу. Я слышу шум, да, это я, но звук приходит откуда-то из другого места, из кого-то другого, откуда-то издалека. Я перестала мыслить рационально. Теперь я орудие чистой боли, я вскакиваю и уже крепко стою на ногах, а потом прыгаю на Кейти, вес моего тела нас обеих припечатывает к полу, вес, от которого у нее перехватывает дыхание. Я хватаю руками ее за горло и начинаю душить.

Мэрилин, Даниель, Ава, я. Все эти годы. Вся моя жизнь. Кейти отчаянно сопротивляется, но моя хватка тисками сжимает ее тонкую шею. Я вижу страх в ее глазах, и наслаждаюсь этим.

– Сдохни, Кейти Баттен! – бормочу я сквозь сжатые зубы, сквозь слезы, которые набегают на глаза. – Сдохни, грязная сука!

Кейти задыхается, жуткие звуки производит ее смятая трахея, она пытается дышать, но моя хватка все крепче. Мышцы мои вопят от напряжения. Я ее убью. Я знаю это. И мне это доставляет удовольствие.

– Мама, нет! – Руки хватают мои запястья, царапают меня, пытаясь оторвать от нее. – Нет, ма, нет!

Ава. Моя Ава. Она грязная, в соплях, слезах, волосы у нее свалялись, но глаза смотрят ясно, когда хватает меня.

– Ты не убийца. Не дай ей сделать из тебя убийцу. Я люблю тебя, мама! Не делай этого!

Я смотрю ей в глаза, они так похожи на глаза Джона, но еще, за фасадом цвета, в сáмой глубине, так похожи на мои. Моя детка.

– Пожалуйста, мама! – повторяет она. – Пожалуйста!

Я чувствую, как моя хватка ослабевает. Кейти подо мной начинает кашлять, когда я отпускаю ее. Я прижимаю дочку к себе, мы вцепляемся друг в дружку, плачем, а я бормочу: «Все в порядке, все в порядке, детка. Мама с тобой, все кончилось, все кончилось». А сверху уже доносятся голоса, звук быстрых ног на лестнице, и я знаю, что мы спасены.

Кейти напрягается подо мной, пытается скинуть меня. Я отстраняюсь от Авы и одним резким движением всаживаю кулак ей в лицо. Больше она не шевелится.

Эпилог

Кошмары остаются. Кошмары, возможно, будут продолжаться еще долго, но теперь они уже другие, и она сама напоминает себе, что это только сны. Кейти заперта. Кейти не может сбежать и найти их. Говорят, Кейти пишет ей письма, но она их не читает. Она попросила персонал тюрьмы сжигать все письма к ней. Никакие слова Кейти ее не интересуют.

Теперь она снова Шарлотта, и ее это вполне устраивает. На сей раз терапия прошла хорошо, хотя ей все еще трудно освободиться от жизни с чувством вины и стыда. Они много говорят о ее детстве. Говорят о Даниеле. Она плачет.