Рот у меня открывается и закрывается, как у рыбки в аквариуме. Я за всей этой суетой забыла о том, чтó видела Лиза на той вечеринке. Ведь она рассказала мне об этом во время нашей последней встречи. И что она думает о Джулии. Неужели все это было отвлекающим маневром? Неужели деньги все время крала Лиза?
– Может быть, – говорю я, но несогласие не дает мне покоя. – Но тогда почему деньги начали пропадать только теперь?
Пенни пристально смотрит на меня:
– Может быть, я только теперь стала замечать. Столько было дел.
– Да, – быстро даю я задний ход. – И Аве исполнилось шестнадцать, и я знаю: она всегда покупала ей дорогие подарки.
Бедняжка Ава! Сказала ли она Лизе? Я спрашиваю себя: что она собирается делать? И мне хочется поговорить с ней. Жаль, что я ничего не сказала в тот последний вечер. Пошла бы в ее комнату и поговорила с ней, вместо того чтобы притворяться, будто я ничего не видела.
Взгляд Пенни смягчается теперь, когда я на ее стороне. Я ни за что не скажу ей о «подозрениях на Джулию». У меня нет сил на новые конфликты, и с какой стати я должна защищать Лизу? Я здесь сама по себе, а она на пути к новому имени и новой жизни. Наверняка обзаведется там новой лучшей подругой, такой же простофилей, которая не будет знать, что она детоубийца.
И не просто какого-то ребенка, напоминаю я себе. Собственного двухлетнего брата! Одиннадцать – достаточный возраст, чтобы понимать, что ты делаешь. Моя лучшая подруга оказалась чудовищем. Моя злость снова берет верх надо мной, и это хорошее чувство. Приток энергии, который придает мне сил.
– Ты не хочешь попозже выпить по стаканчику вина? – спрашиваю я. – В старом пабе, куда мы ходили раньше?
Я с Пенни сто лет не выпивала – с тех пор, как она решила расшириться. После полбутылки «Совиньона бланк» она становится язвительно- забавной, а мне не помешает хорошо посмеяться.
– Ой, не могу. – Пенни отводит глаза, всем своим видом излучает неловкость. – Все еще дел по горло.
– Нет проблем. – Моя улыбка слишком уж широка. – Это было только предложение.
– Может быть, в другой раз.
– Конечно. Когда будет время.
Она смотрит на меня с благодарностью – я не стала настаивать, и я иду уверенным шагом, выходя из ее кабинета, возвращаюсь за свой стол, а мои эмоции кипят под кожей. Нужно было позволить Саймону Мэннингу заключить контракт где-нибудь в другом месте. Неблагодарная сука! И ты, Лиза, пошла подальше! За то, что улетела и оставила меня измазанной твоей виной.
Ричард вешает трубку, когда я вхожу в дом, и делает это чуточку быстрее, чем требуется, словно не хочет, чтобы я это видела, – он не слышал, как я пришла. Глаза у него горят, он ухмыляется. Красивый. Я прежде думала, у него волчья улыбка, а теперь вижу – это улыбка гиены. И он уже начал демонстрировать мне свое нутро гиены.
– Новый заказ? – спрашиваю я.
Это деликатная почва. С работой теперь не густо, и это еще слабо сказано. Рынок обустройства домов сузился, и теперь никому, кажется, не нужны качественные специалисты. В хорошие времена я, конечно, никогда не обращала внимания на то, как он тратит деньги, а он так ни разу и не сказал, что теперь времена наступили плохие, пока все не посыпалось. Такой кавардак. Наш брак завален мусором окончательно.
– Что-то вроде того. Похоже, дела выправляются! – Муж подмигивает мне. – Намажь губки, красуля-жена. Сходим-ка в «Пекинский дворец».
Мне хочется одного: снять туфли, выпить немного вина, лечь и вырубиться, но я вижу: выбора у меня нет. Он уже натягивает пиджак.
– Мы для начала можем зайти выпить в «Навигацию». Пусть это будет вечер приглашений. – Ричард подается вперед и целует меня. Я не верю в это его хорошее настроение. Категорически не верю. У него что-то на уме. Нервы у меня натянуты, все мои синяки пульсируют одновременно, когда я иду следом и закрываю дверь. И это хорошо не кончится.
Его лицо – абрис в темноте. Они оба скрыты в ночи, только шуршание хлопковой простыни выдает их существование, когда она говорит. Она любит его, она это знает. Он говорит, что любит ее. Он говорит, что они всегда будут вместе. Он заботится о ней. Хочет, чтобы она переехала к нему. Джоанна рада, что у нее появился бойфренд, но, говорит, торопиться не следует. Сначала убедись. Джоанна хочет, чтобы она еще немного пожила в своем доме, так что давления никакого нет. Джоанна говорит, что съехаться – это серьезный шаг.
Она по-прежнему любит Джоанну и не может представить жизни без ее помощи, но ей бы хотелось, чтобы к ней уже не относились как к ребенку. Да, она с Джоном всего несколько месяцев, но они неразделимы, а она женщина двадцати с небольшим лет. «Женщина»… Такое определение тянет больше, чем на двадцать три. Но даже и двадцать три – вряд ли ребенок.
Джон ее смешит. Никто ее не смешил так с тех пор как… ммм… с тех пор. Но ее тело состоит теперь из других клеток. Она другой человек. Простыни под ней влажны, но от взрослого пота, а не от презренной мочи. Вот ее новая жизнь.