Право на месть

Я приняла душ, нанесла на физиономию косметику Лили, собрала мои жалкие пожитки на тот случай, если не смогу вернуться, и в половине четвертого вышла из хостела, а еще через десять минут села в автобус. Джулия пешком добирается до работы. Она в первый день хвасталась этим, а потом не раз повторяла: «Всего мили две, но мне нравится». Джулия – Кейти, Кейти – Джулия. Эти имена отмеряли секунды и минуты моего путешествия, а потом, несмотря на вспотевшие ладони и учащенное сердцебиение, я направилась к ПКР и купила кофе в кафе напротив, села у окна и сделал вид, что читаю газету. Я пребывала в уверенности, что кто-нибудь меня узнает или нагрянет полиция, но ничего такого не случилось. Никто и бровью не повел.

Наконец я дождалась пяти часов, и через несколько минут появилась Джулия. Я надеялась, что, может, мелькнет и Мэрилин, хотела убедиться, что с ней все в порядке, но она не появилась. Когда Джулия прошла несколько футов, я не спеша покинула кафе и двинулась на порядочном расстоянии следом. Она ни разу не оглянулась. Даже в голову ей не пришло, что вот я тут. Все еще на свободе. Все еще Лили, но при этом и перепуганная Лиза, которой отчаянно необходимо спасти свою дочь.

Я прячусь под деревом и разглядываю дом. Ряд из четырех небольших домов шестидесятых или начала семидесятых годов, перед каждым тонкая полоска травы – такая маленькая, что и садом не назовешь. Первые муниципальные дома, прихожу к выводу я, и, судя по мусору чуть дальше, улица так и не была продана частным владельцам. Наверняка, она не может держать Аву здесь. Тут слишком близко соседи – они услышали бы шум. Может, в подвале? У этих домов есть подвалы? Я в недоумении. Я не знаю, чего я ожидала от Джулии, – возможно, чего-то модернового и бездушного, но еще и практичного и безопасного. Вроде того дома, в котором жили мы с Авой.

А Кейти? Кейти из большого дома, с ее уроками игры на рояле и идеально гофрированными юбочками? Могла бы она жить здесь? «Кейти могла жить где угодно, – шепчет Шарлотта внутри меня. – Кейти способна на все. Кейти могла бы сделать вид, что она Шарлотта. Игры, фантазии, отважные авантюры. Кейти и Шарлотта».

Я сую руку в карман куртки, нащупывая рукоять ножа. Молодежные хостелы такие доступные, такие дружелюбные. Нож из кухонного шкафчика исчез в одно мгновение, пока я просила чайную ложечку. Прежние навыки Шарлотты – магазинной воровки – хорошо мне послужили.

Если Ава у нее где-то в другом месте, то ей нужно выходить и проверять. Она бы не стала привлекать напарника к преступлению. Это не похоже на Кейти. Эту роль всегда исполняла я. Внутри меня все сжимается. Моя дочь в ее власти. Я хочу содрать маску с ее лица и слышать ее крик. Но часть меня хочет увидеть ее. Меня тошнит. Иначе и быть не может.

Я жду, не зная, что делать дальше, – можно наложить сколько угодно косметики, но невидимая Лиза никуда не делась – так собирающиеся грозовые тучи летом делают ночь еще чернее. Включается свет. Движение за занавесками. У кого сейчас в доме, черт побери, тюлевые занавески? Я подаюсь вперед под нависающими ветками и не в состоянии терпеть дальше – меня сейчас вырвет прямо здесь, – я решаю: вот оно, я должна войти в дом и поставить точку.

Меня останавливает свет фар – какая-то машина сворачивает на улицу и, сбрасывая скорость, прижимается к тротуару, и тут у меня перехватывает дыхание, я подаюсь назад в тень, прижимаясь курткой к стволу. Я знаю эту машину. Что тут, черт побери, происходит?..

51

ДО

1989

– Все получилось идеально! – Кейти пробирается внутрь через окно к Шарлотте, которая ждет в удушающей жаре старого дома. – Ты такая умная, Шарлотта, правда. Откуда ты все это знала?

– Прочла в одной из книг матери, – пожимает плечами Шарлотта.

– Просто как во сне. – Кейти протягивает ей два больших куска шоколадного торта. – Мать дала, чтобы я отнесла это мистеру Гаучи – для него и жены. У меня еще и сэндвичи есть.

Расположившись на пыльном коврике, они приступают к трапезе. Шарлотта хорошо пережевывает толстые ломти белого хлеба – в семье Кейти не бывает тонких, вязких ломтиков, – медленно наслаждаясь вкусом масла и горчицы с настоящей ветчиной.

– Видела бы ты его лицо, – глаза Кейти горят воспоминанием, – когда я сказала ему, что если он не будет отпускать меня на целый день, то я скажу, что он меня трогал. Он стал мареновый как рак.

Шарлотта не знает, что такое «мареновый», но слово немного похоже на «морить», и она решает, что Кейти имеет в виду синий.

– Он сказал – мне никто не поверит, и тогда я сказала все то, о чем ты мне говорила, подробности того, что он якобы делал, и, вот те крест, я думала, он заплачет. Ну и мне в конце концов пришлось его утешать. Я объяснила ему, что никто никогда не узнает, ведь ему практически платят ни за что, поэтому и беспокоиться не о чем. Я сказала ему – пусть пригласит жену на обед. А знаешь, что я сказала потом? Ах, Шарлотта, ты бы мной гордилась!

– И что ты сказала? – с улыбкой спрашивает Шарлотта. Радость Кейти – ее радость. Кейти светится. Кейти наклоняется к ней, их лица чуть ли не на расстоянии поцелуя.