Право на одиночество (СИ)

– Поэтому вы не знаете, что сейчас происходит на книжном рынке. Для любого издательства его лицо – это ассортимент, и никто не издаёт сборники стихов. Известные авторы давно поделены между собой крупнейшими издательскими домами, а новые никому не нужны, потому что стихов сейчас люди не читают. И издать в нашей ситуации такой сборник – значит, пошатнуть авторитет издательства, показать конкурентам, что наши сотрудники не знают, что сейчас представляет из себя книжный рынок. Понимаете, почему я пришёл на встречу с вами?

– Понимаю, – Моисеев скривился. – Но неужели вы думаете, что меня это всё волнует? Я был лучшего мнения о Королёве. Если он так не хотел выполнять мою просьбу, отказался бы сразу, за язык его никто не тянул. А он согласился, дал мне слово. И что теперь? Не приходит ко мне сам, а посылает главного редактора. Червяк!

«Они называли тебя рыбой. И ещё червяком, земляным червяком!» – вспомнилось мне. Плохо дело. А главное, что я поняла, какую мы ошибку совершили. Королёву надо было идти на эту встречу с нами! Или вообще одному…

– Я понимаю ваше рвение, Максим, как профессионала в своём деле. Но не вижу смысла мне забирать назад слово Сергея. Пусть издаёт книжку дочери, раз обещал.

И Моисеев опять начал вставать с места. Вот чудак, к еде толком не притронулся.

– Игорь, – я протянула руку и накрыла его ладонь своей. Максим Петрович вздрогнул. – Скажите, вы любите свою дочь?

Удивились и Моисеев, и Громов.

– Конечно, – ответил наш новый знакомый, опускаясь обратно на стул. – К чему вы это, Наташа?

Я улыбнулась. Теперь больше нет нужды притворяться глупой простушкой.

– Если вы любите её, то должны понять, что я сейчас вам расскажу. Полине исполнится пятнадцать, верно? И вы искренне считаете, что она обрадуется вашему подарку?

Моисеев смотрел на меня удивлённо, Максим Петрович – рассерженно. Кажется, он не очень понимал, к чему я это всё говорю.

– Конечно, обрадуется.

– Посудите сами, Игорь. Полина – дочь богатого человека, ей всё преподносят с самого детства на блюдечке с голубой каёмочкой. Ведь она наверняка пишет стихи, мечтая самовыразиться. Возможно, даже лелеет надежду когда-нибудь издаться. В будущем, набравшись опыта, выпустить в свет своё произведение. И я более чем уверена, что Полина очень мучается из-за того, что никак не может показать себя. У девочки есть всё, рядом богатый и сильный папа, а она – всего лишь ребёнок, и может похвастаться только своими стихами. Знаете, что она почувствует, если вы издадите их? Горечь. Вашей дочери будет горько оттого, что она опять не смогла ничего сделать сама. Опять папа вмешался, а сама она ничего не стоит. Не лишайте Полину этого удовольствия, пусть вырастет, разовьёт свой талант, а потом пришлёт рукопись в издательство. И когда её издадут, она с гордостью покажет вам свою книжку и скажет: «Видишь, папа, меня издали, хоть я никому и не говорила, что я твоя дочь».

Моисеев смотрел на меня с ужасом. Кажется, только что я перевернула его представление о психологии подростков.

Он сглотнул.

– Вы… Наташа, вы думаете, что Полину не обрадует этот подарок? Но… она ведь так мечтает стать писательницей…

– Вот именно! Полина мечтает стать писательницей, а не чтобы её издали по папиному приказу. Она хочет издаться сама, это будет значить, что у неё всё-таки есть талант, а не только богатые родители.

Я победила. Я поняла это, когда заметила, как опустились плечи моего собеседника. Да, судьба всего издательства – ничто по сравнению с чувствами собственной дочери. Хоть одно достоинство у этого чудовища есть – он хороший отец.

– Вы правы, – кивнул Моисеев. – Вы тысячу раз правы. Какой я идиот.

– Ну зачем же так строго, – я улыбнулась. – Хотите, я скажу, что на самом деле её обрадует?

– Да? – в его взгляде мелькнуло удивление.

– Найдите хорошего художника. Если хотите, я могу посоветовать парочку, выберете на свой вкус. И пусть нарисует несколько иллюстраций к стихам Полины. Потом найдите верстальщика, пусть сделает вам макет. Договоритесь с типографией, они за пару недель напечатают несколько десятков экземпляров книжки – как раз хватит ближайшим друзьям. И Полине приятно будет увидеть свои стихи в книжке, и в то же время вы не омрачите ничем ее мечту стать писательницей, ведь это будет самиздат.

К концу моей речи Моисеев улыбался. Только тогда я вздохнула с облегчением.

Кажется, Рашидова я всё-таки не увижу.

Оставшаяся часть вечера прошла спокойно. Мы больше не говорили о делах. Я с удовольствием съела заказанный Громовым ужин и почти не участвовала в разговоре, мечтая только об одном – поскорей вернуться домой и рухнуть в постель.

Я уснула ещё в машине Громова, поэтому ему пришлось провожать меня до квартиры. По пути у меня мелькала мысль, что сейчас идеальный момент для соблазнения полусонной девушки, но Максим Петрович им не воспользовался.

Он только чмокнул меня в щёку, погладил по волосам и сказал:

– Спасибо. Если бы не ты, у меня ничего бы не получилось.

Я даже нашла в себе силы улыбнуться.

28