Право на одиночество (СИ)

Лика же поджала губы, но в её глазах не было ни ненависти, ни презрения. – Максим… я не очень понимаю… разве ты живёшь отдельно от жены и дочек?

– Нет. Я не живу отдельно, просто это моя квартира.

– Тогда я не понимаю, как ты будешь видеться с Ликой и Лисёнком…

Глаза Максима, отражавшиеся в зеркале заднего вида, иронично вспыхнули.

– Ну, Лисёнок может и с нами пожить какое-то время, если хочет. А Лика уже большая девочка.

Второе предложение в этом комментарии мне совсем не понравилось, потому что я сразу додумала продолжение: «…Большая девочка, которая справится и в одиночестве».

Лике оно тоже не понравилось – в её прозрачных зелёных глазах вновь мелькнула болотная тоска.

– Нет, Максим, – я покачала головой. – Я так не могу. Я лучше останусь у себя.

– Почему? Ведь… – начал было Максим, но тут раздался негромкий голос Лики:

– Живи с папой, Наташа. Пожалуйста.

В машине стало очень тихо. Громов переваривал сказанное дочерью, видимо, обалдев от того, что она сказала волшебное слово «пожалуйста». Лисёнок просто улыбалась, переводя взгляд с меня на сестру. А я смотрела на Лику, пытаясь понять мысли и чувства этого ребёнка. Я понимала – она что-то задумала, но вот что именно…

– Хорошо, – наконец сказала я, – но с одним условием. Когда у нас будет гостить Лисёнок, ты, Лика, тоже будешь нашей гостьей.

Глаза девочки расширились от удивления.

– Ты… хочешь… чтобы… я приходила? – прошептала она.

– Да, – я кивнула. И в тот же миг лицо Лики преобразилось, осветившись такой радостной улыбкой, что мне показалось, будто в машине стало немного светлее.

Добравшись до моего дома, Громов оставил дочек в машине, а сам пошёл со мной наверх, чтобы помочь собрать вещи и «упаковать» Алису.

Впуская его в свою квартиру, я немного волновалась. Ещё никто из мужчин не заходил сюда, кроме Антона. И теперь, открывая дверь перед Максимом, я чувствовала себя так, словно принимала какое-то судьбоносное решение.

Алиса бросилась ко мне под ноги, оглушительно мурча. Я подняла её на руки и зарылась носом в тёплую серую шерсть, чувствуя, как спину царапают когти моей кошки – она всегда выпускала их, встречая меня после долгого отсутствия.

Отпустив Алису, я положила ей в миску вареной курицы и налила воды. И только затем обратила внимание на Максима, который стоял посреди коридора и заглядывал в большую комнату, улыбаясь немного смущённо.

– Почему-то я так и представлял себе твою квартиру, – в следующую секунду он заключил меня в объятия и поцеловал. Нахлынувшие в тот же миг эмоции чуть не сбили меня с ног, и в комнату мы не вошли, а ввалились, страстно целуясь. Наткнувшись на диван, рухнули на подушки и зашлись в оглушительном хохоте, не выпуская друг друга из объятий.

– Ты, кажется, поладила с Ликой, – сказал Максим, поудобнее устраиваясь на моём диване.

– Пока это нельзя так называть, – я покачала головой. – Но всё же лучше, чем та ненависть, с которой она смотрела на меня в самом начале.

Максим, лукаво улыбаясь, начал поглаживать мою грудь. Я перехватила его руку, переплела пальцы и сказала:

– Не сейчас и не здесь.

– Почему? – он поднял вторую руку и погладил меня по щеке.

– Потому что нас ждут. Или ты забыл? Мне нужно собраться. Это не займёт больше двадцати минут. Так что давай лучше встанем, а пока я буду складывать вещи, ты расскажешь мне о Лике.

С явной неохотой Громов позволил мне встать с дивана и поднялся сам. Я сочувственно улыбнулась и, чмокнув его в щёку, отскочила к шкафу, уже начиная раздумывать о том, что мне понадобится из вещей.

– Почему именно о Лике?

Роясь в огромном количестве платьев, брюк, кофточек и костюмов (большинство из этой одежды было подарено мне когда-то Антоном), я ответила:

– Максим, ты не замечал, что твоя старшая дочь несчастна?

Несколько секунд Громов молчал.

– Почему ты так думаешь?

– Я не думаю, я это вижу. Почему она такая злая, угрюмая и хамоватая? Что случилось с Ликой?

– Если честно – не знаю. До двенадцати лет это был совершенно нормальный ребёнок. Весёлый, искренний, немного избалованный, но в целом – в пределах нормы… Лика изменилась в одночасье. Стала грубой, несдержанной, она постоянно хамит окружающим. Даже учителям зачастую грубо отвечает. Я много раз пробовал с ней поговорить, но всё время натыкался на пуленепробиваемую стену. Лика почему-то больше не хочет раскрывать свою душу даже передо мной.

Я задумалась.

– А у тебя есть предположения, отчего она вдруг такой стала?

– Нет. Абсолютно. Единственный человек, с которым Лика оставалась немного напоминающей себя прежнюю, – это её бабушка, моя мама. Но и она не смогла достучаться до девочки. Лена постоянно возит Лику с собой по курортам и пытается растормошить, думает, что перемена обстановки пойдёт ей на пользу, но никаких результатов это пока не принесло.

Задумавшись, я пихала в сумку джинсы. С девочкой явно что-то случилось в двенадцать лет. Но что это могло быть?