Право на одиночество (СИ)

– Вот ты мне и скажи, как, – Антон сложил руки на груди и, по-видимому, приготовился слушать.

И тут я взорвалась. Я так разозлилась, что даже в глазах помутилось.

– Ты, – я ткнула пальцем в монитор, – если ты в своей жизни ни разу не совершал честных, благородных, великодушных поступков, если ты никогда в своей жизни не был никому благодарен настолько, чтобы ради него отказаться от чего-либо… Даже если это что-то сулило бы тебе славу и деньги – то при чём здесь я? Почему ты меня в чём-то обвиняешь? Ты считаешь, что я отказалась от должности только потому, что мне нравится Громов? Но какой в этом смысл?! Я не вижу связи!

– Пчёлка, не сердись, – Антон пошёл на попятную.

– Нет, я буду сердиться! Антон, я знаю тебя с института, и ни разу – ни разу за эти пять лет! – я не видела, чтобы ты просто и бескорыстно помог кому-то. Ты всегда только берёшь, но никогда не отдаёшь. Ты сам говорил мне, что у тебя нет друзей. Ты не догадываешься, почему? Невозможно всё время что-то брать у других людей и при этом никогда ничего не давать им взамен! Игры в одни ворота не бывает, Антош!

Он смотрел на меня сверкающими от гнева глазами. Кажется, если бы нас не разделяли тысячи километров, я бы сейчас схлопотала по полной.

– Мы поэтому с тобой и подружились.

– Почему? – спросил Антон сквозь зубы.

– Потому что я всегда только отдаю, но никогда не беру. А ты только берёшь, но никогда не отдаёшь.

Молчание. Такое страшное, такое… господи, что же я сделала?..

– Тогда почему ты не отдалась мне, Наташ? – спросил Антон, как-то странно ухмыляясь. – Почему?

Боль разлилась по всему моему телу, проникла в каждую клеточку, в каждый атом. Господи, как больно…

– Потому что я ещё не окончательно потеряла саму себя, – прошептала я, отключая скайп. Бросилась на диван, к Алисе… и разрыдалась.

Слёзы текли и текли, обжигая мои щёки. Я даже не могла понять, почему плачу… Сквозь рыдания я слышала, что звонил скайп, потом мобильный телефон, потом городской… Примерно через час всё смолкло.

Медленно, как во сне, я подошла к мобильному телефону. Сорок восемь вызовов – боже… И только одно смс-сообщение.

«Пожалуйста, не плачь, пчёлка. Я этого не заслуживаю».

Слёзы потекли вновь, на этот раз принося облегчение.

– Прости меня, Антон, – прошептала я. Теперь я понимала, почему плачу. Всё, что я сказала другу, было правдой, и я отлично понимала это. Но она причиняла ему боль. Боль настолько сильную, что он едва мог говорить.

Я чувствовала его боль. И сгорала от стыда, потому что если бы не вопрос про Громова, я бы никогда не сказала Антону этой правды…

Я действительно считала его эгоистом – всегда.

Но это не мешало мне любить его…

В субботу Антон не звонил и не писал. Сама я боялась что-либо ему написать… Но в вечером я всё-таки не выдержала и, перед тем как лечь спать, открыла электронную почту и набрала:

«Антош!

Пожалуйста, прости меня. Я не собираюсь говорить тебе неправду и уверять, что я не думаю всего того, что наговорила.

Просто хочу сказать, что люблю тебя таким, какой ты есть.

Ты – мой самый лучший друг, не считая Ани. И я люблю тебя вместе со всеми достоинствами и недостатками.

Твоя пчёлка».

Теперь писать «люблю тебя» мне было совсем просто. Раньше я бы в жизни не написала это словосочетание Антону… но когда речь идёт о дружбе, слова «люблю тебя» приобретают другой смысл и другую ценность.

Будильник прозвенел в четыре утра. Уже в пять я садилась в такси, чтобы полшестого быть во Внуково. Наш самолёт улетал в семь тридцать.

На входе в терминал столкнулась с Громовым. Он нёс с собой только небольшую сумку в качестве ручной клади. Увидев, что у меня лишь рюкзак за спиной, Максим Петрович явно удивился.

– Доброе утро. А это весь ваш багаж?

– Ну да. А что?

– Просто у женщин обычно бывает больше вещей… – Громов даже немного смутился. – У меня  жена и дочки вечно с собой берут каждая по целому чемодану.

Я пожала плечами и направилась к стойкам регистрации.

Дальнейшие события я помню довольно смутно – очень хотелось спать. Мы с Громовым зарегистрировались на рейс, прошли досмотр… оказалось, что на этом самолёте едут все наши – в очереди я заметила нескольких заведующих редакциями и менеджеров отдела маркетинга.

Примерно в семь утра мы наконец вошли в самолёт. Последние полчаса я изнывала от скуки, рассматривая элитный алкоголь и духи в «duty free».

– Вы ничего не купили? – спросил Максим Петрович, когда мы с ним встретились перед посадкой на рейс. Я покачала головой.

– Нет, духами я не пользуюсь, а пью настолько редко и мало, что не вижу смысла тащить с собой в Италию, а потом и обратно, алкоголь… Одежда и аксессуары меня и подавно не интересуют.

– Вы всё-таки удивительная женщина, – рассмеялся Громов.

Мне досталось место у окошка. Это было замечательно – я всегда любила смотреть в иллюминатор на далёкую землю, маленькие дома, дороги, крошечные машинки…

Пока я предавалась мыслями о красоте во время полёта, у Максима Петровича зазвонил телефон.

– Алло. Да, цветочек?