Право на одиночество (СИ)

– Из ревности. Мама была очень красивой женщиной, на неё заглядывались. Мы-то с вами прекрасно понимаем, что никто не может быть застрахован от страстных взглядов и приставаний. Вы же не виноваты в том, что на вас обратил внимание Томас Бриар… Но отец этого не понимал. А может, и понимал, просто ему нравилось причинять маме боль. Впервые на моих глазах он ударил её, когда мне было всего семь. Я кинулся на отца, но он отшвырнул меня, и в тот день я поклялся, что когда-нибудь смогу побить его, – на лице у Громова промелькнула горькая усмешка. – Мама записала меня на занятия по восточным единоборствам. Вы всё удивлялись, почему я так легко и быстро отправил в нокаут вашего несостоявшегося насильника… А я просто этим занимаюсь с семи лет, Наташа.

– И вы… – я сглотнула, – вы побили своего отца?

Несколько секунд Громов молчал. Я видела, как он сжал вторую руку – так, что побелели костяшки пальцев.

– Мне было восемнадцать, я учился на первом курсе… Пришёл домой после института, а тут отец орёт на маму. И когда он ударил её, я кинулся на него, всего несколькими ударами я отправил его отдыхать у стеночки… Мы с мамой собрали вещи и ушли из дома. Почти год жили у её брата, а потом он помог нам купить квартиру… Отец пытался вернуть нас поначалу, но после разговора со мной передумал. И ещё через год он умер.

Схватив бокал с вином, Громов выпил его залпом и закашлялся.

– А ваша мама? Она… больше не вышла замуж?

– Какое там, – Максим Петрович хмыкнул, – она до конца жизни от мужиков шарахалась, как от бубонной чумы. Не желала ни с кем разговаривать, кроме меня и брата, даже слесарей и электриков посылала на три буквы. Мама очень помогла нам с женой, когда родилась Анжелика, да и с Алисой тоже…

С женой… я вздрогнула и отняла у Громова свою руку. Он немного удивлённо посмотрел на меня.

– Наташа, что с вами?

– Просто… немного жутко, – я даже почти не соврала. – Ваша мама уже умерла?

– Да, три года назад.

Громов смотрел на меня как-то странно. Словно понял, почему я отняла руку… но нет, этого просто не может быть.

– Видите, Наташа… не каждому в жизни так повезло с родителями. А ваши были прекрасными. Я понимаю, вы скучаете по ним. Но нужно жить дальше.

– Я и живу, – огрызнулась я, отодвигая пустую тарелку.

– Живёте, – и Громов, воспользовавшись случаем, снова взял мою руку. – Но вы ничего не чувствуете, Наташа. Ваше сердце продолжает биться, но вы закрыли его от любых привязанностей, потому что больше не хотите испытывать боль от потери любимых. Вы как спящая красавица – да, вы живы, но… вы спите.

– И что? – я не понимала, к чему он клонит.

– Вам нужно проснуться.

Проснуться… если бы я ещё знала, как. Но вслух сказала иное.

– Зачем? – тихо спросила я. Громов, кажется, слегка удивился. – Зачем мне просыпаться? Родители – это единственные люди, которые никогда бы меня не предали. Но они ушли навсегда. Зачем мне просыпаться и открывать своё сердце кому-то ещё, постоянно ожидая, что он либо уйдёт, либо предаст? Я не выдержу больше… лучше не привязываться, не чувствовать, не любить…

Он смотрел на меня с такой нежностью и таким сочувствием… И меня внезапно начало это бесить. Да и вообще, почему я тут рассуждаю о своей жизни со своим же начальником?

– Максим Петрович, – я попыталась улыбнуться, кажется, получилось кривовато. – Пожалуйста, оставьте эту тему. Это моя жизнь, и я проживу её так, как мне хочется.

В последний раз сжав мои пальцы, Громов убрал руку. Жаль…

– Простите… я вас не обидела?

– Нет, Наташа, – он покачал головой. – Мне не на что обижаться.

Я вздохнула с облегчением.

– Есть только одна вещь, которую я хотел бы вам сказать. Вы… всегда можете довериться мне. Я никогда вас не предам, обещаю.

Я посмотрела в серые глаза Громова и поняла, что верю ему.

Ночью мне снились родители. Мы вместе собирали землянику. Мне было всего десять, впереди ещё половина школьных каникул, а дома меня ждала интересная книжка…

– Лизхен, Наташик, бегите сюда скорее! – кричал папа. – Здесь целая поляна!..

И мама, наклоняясь, срывала для меня землянику горстями. И я ела эти кисло-сладкие ягоды, прижимаясь губами к её ладони.

Я проснулась со слезами на глазах… И в который раз пожалела, что не могла остаться в своём сне навсегда.

Среда и четверг пролетели быстро. Вечер среды мы с Максимом Петровичем посвятили покупкам сувениров. Было очень забавно смотреть, как он выбирает подарки для жены и дочерей. И я сразу поняла, что Громов очень хорошо знает характеры своих близких. Судя по подаркам, старшая дочь и жена действительно похожи друг на друга, а вот младшая… Не представляю, как такие разные люди уживаются под одной крышей.

– А как Анжелика и Алиса общаются между собой? – спросила я у Громова, когда он ходил из угла в угол в магазине с товарами из кожи.

– Нормально, – хмыкнул мой начальник. – Они и не дружат, и не ссорятся. Слишком разные.

Странное чувство согрело меня изнутри… Если Анжелика похожа на жену, а Алиса – на Максима Петровича… Получается, он с женой тоже – слишком разные?