Право на одиночество (СИ)

– Ты идёшь, Наташ? – спросила она.

– Нет, я чуть-чуть задержусь, ты беги, – сказала я.

Как только Светочка ушла, Громов повернулся ко мне. В его глазах я вдруг заметила сталь.

– Простите меня, Наталья Владимировна, но я бы хотел сразу расставить все точки над «и». Не успел я зайти в это здание, как на меня обрушились слухи о вашей связи с Михаилом Юрьевичем.

Меньше всего я ожидала таких слов. Я подняла на него удивлённые глаза.

– И я хотел спросить вас о достоверности этих слухов. Дело в том, что я не терплю никаких связей на работе...

Я почувствовала, как во мне вспыхивает ярость. Давно уже я так не злилась.

– Максим Петрович, – как только я заговорила, то сама почувствовала, сколько злости в моём голосе, – даже если бы я спала с Михаилом Юрьевичем, вы могли бы сначала оценить качество моей работы, а не поспешно прислушиваться к глупым сплетням Марины Ивановны. Я не желаю отвечать на этот вопрос. Вы можете увольнять меня хоть сейчас.

– Я не собираюсь вас увольнять. Я просто подумал...

– Честно говоря, мне безразлично, что вы подумали. Всего хорошего.

Я схватила свою сумку и пальто и вышла из комнаты. Я уже успела решить, что это наверняка будет мой последний рабочий день – всё-таки хамить начальству нельзя ни при каких условиях – но через несколько мгновений меня догнал Громов.

– Наталья Владимировна, вы меня не так поняли... На прошлой работе меня просто осаждали секретарши, а я этого очень не люблю – работа должна оставаться работой... Я не хотел вас обидеть...

Я остановилась и посмотрела Громову в лицо.

– Я любила его, – сказала я громко. Максим Петрович вздрогнул. – Я любила его, как отца. Я могу прокричать это на всё издательство, но боюсь, что часть нашего коллектива уже поставила на меня совсем другое клеймо. А теперь, пожалуйста, я бы хотела пойти домой.

– Да-да, конечно... Извините...

– Ничего страшного.

«Ох, Михаил Юрьевич, – подумала я, выходя из здания, – что же теперь будет с вашей девочкой?..»

Когда я открыла входную дверь своей квартиры, Алиса встретила меня громким мяуканьем.

– Да-а-а, Алис, – вздохнула я, разуваясь и проходя на кухню. – Всё это напоминает мне какой-то паршивый любовный роман.

Алиса громко мяукнула, требуя еду. И только я наложила ей полную миску корма, в дверь позвонили.

На пороге стоял молодой человек с огромным букетом белых роз. Меня сразу замутило – точно такой же букет был на похоронах моих родителей.

– Наталья Зотова? Это для вас, – он улыбнулся и протянул мне букет.

– А от кого?

– Там в карточке должно быть написано!

Я захлопнула дверь и заглянула в карточку.

«Наталья Владимировна!

Ещё раз прошу прощения. Я совершил большую ошибку. И мне бы не хотелось, чтобы этот случай отразился на наших рабочих отношениях.

С 8 марта Вас!

Максим Громов

P.S. Ваш адрес я узнал в отделе кадров».

Я вздохнула. Этот человек меня плохо знал. Я совершенно на него не сердилась, меня гораздо больше заботили эти дурацкие слухи и то, что последует теперь за ними. Кроме того, я не любила цветы. Эта фобия пришла ко мне три года назад, и с тех пор я никак не могла от неё отделаться.

Именно поэтому я выставила розы на лестничную площадку, прикрепив к ним листок из блокнота с надписью «Берите, кто хотите». Потом убралась, приняла ванну, поела и легла спать.

Ничего особенного, правда ведь? 8 Марта теряет смысл, когда нет мамы, которой можно сказать, как ты её любишь.

Я проснулась от звонка мобильного телефона. На часах было четыре утра. Даже Бобик с Алисой ещё спали.

Звонок был от Антона.

– Послушай, – сказала я, сняв трубку, – ты совсем с ума сошел? Сейчас ведь четыре утра.

– Ох, прости меня, Наташ! – его голос звучал так, словно он находился в соседней комнате. – Я сейчас не в Москве и немного запутался, сколько у вас там должно быть времени...

– Понятно. Способностями в математике ты никогда не отличался.

– Ну ладно тебе, ладно, – засмеялся Антон. – Я приезжаю завтра. По вашему времени – в двенадцать дня. Примешь меня в гости на неделю?

– Ты не шутишь? Конечно.

Положив трубку, я рухнула на подушку. Как же приятно было услышать его голос. На самом деле, после родителей и Михаила Юрьевича у меня было только два родных человека. Антон и Аня. Два «А», как я звала их.

Аню я знала всегда, мы выросли вместе, ходили в одну школу, сидели за одной партой. После школы наши дороги разошлись – она переехала в другой район Москвы, поступила в совсем другой институт, у неё появились интересы, которые совершенно не привлекали меня – ролевые игры по Толкиену, страйкбол… Она стала ходить по клубам и «кутить» (это её выражение) с другими компаниями. Один раз я ходила с ней. Как раз после смерти родителей. Ничего хорошего из этого не получилось, но я была благодарна Ане хотя бы за попытку вытащить меня из той пучины отчаяния, которая накрыла меня после смерти мамы с папой.