Право на одиночество (СИ)

Максим Петрович, конечно, немного удивился, когда я попросила у него отгул до понедельника. Сказала, что мне нездоровится.

Мне действительно было очень плохо. Выскочив из кабинета Громова, я быстро схватила сумку и одежду (Светы в комнате не было) и поспешила к выходу.

По дороге мне не попался никто, кто мог бы меня остановить. Миновав стоянку издательства, я достала свой мобильный телефон и выключила его.

Хватит играть со мной.

Весь четверг я проспала, уткнувшись в подушку. Не ела и толком ничего не пила. Больно мне не было. Только странная опустошённость на месте, где раньше жила душа.

Единственные люди, которые никогда не предали бы меня, умерли. И глупо было ожидать честности от мужчины, которого знаешь две недели…

Но почему-то было очень пусто и противно. Я сама не считала себя человеком, но… мне казалось, что хотя бы другие люди не должны мне об этом напоминать. Мол, вот тебе, Зотова, нож в спину, ты же всё равно ничего не чувствуешь. Так, статуя.

Искривив губы в подобии улыбки, я с самого утра в пятницу отправилась гулять. Весна всё больше заполняла воздух, пьянила его собой, растекалась по моим лёгким… И если раньше я радовалась её приходу, то теперь мне было... безразлично.

Я бродила по городу, заходила в парки, скверы, сидела на стылых лавочках, кормила голубей несъедобными пирожками. В моей голове не было ни одной чёткой мысли. Есть не хотелось. Во рту ощущалась горечь, как будто я только что проглотила ложку горчицы. А вот слёз не наблюдалось… Хотя они должны были облегчить мои страдания.

В парке начало темнеть. Я поёжилась от внезапно нахлынувшего холода. Снежная королева замерзла… кто бы мог подумать!

Сунула руку в карман, включила мобильный телефон, чтобы узнать время. Шесть… Рабочий день кончился…

И тут телефон взорвался. Мне пришли оповещения о двадцати пяти вызовах от Молотова, семи – от Светочки, двух – от Антона и… почему-то три вызова были от Громова. Кстати, именно он перезвонил мне первым, как только я включила телефон.

Странно, но если ни Молотова, ни Антона, ни даже Светочку я слышать не желала, то голос моего начальника, наоборот, хотелось…

И я сняла трубку.

– Алло.

– Наташа? – в его голосе слышалась тревога. – Скажите мне, где вы сейчас?

– Я?.. – мне слабо соображалось. – Где-то. Где-то я точно есть…

– Наташа, посмотрите адрес на ближайшем доме, если вы на улице. Спросите адрес, если вы в квартире. Слышите? И скажите мне этот адрес! Мигом, марш!

Почему-то его командный тон меня не обидел, наоборот – я тут же поднялась со своей заледенелой скамейки и пошла к выходу из сквера. Вышла, поглядела на табличку дома напротив и продиктовала адрес Громову.

– Так, – он напряжённо думал, – сейчас пойдёте вправо. Буквально через пять минут увидите по левую сторону улицы кафе с розовой вывеской. Войдёте туда и будете меня ждать. Поняли? И только попробуйте ослушаться!

Мне было всё равно. Я положила телефон в сумку, не обращая внимания на его отчаянное трепыхание – кто-то ещё решил потревожить моё одиночество – и медленно побрела к этому кафе.

Нашла. Вошла, села, заказала чай. И только мне его принесли, и я сделала первый глоток, как увидела, что в кафе входит Громов. Чёрный, как туча.

Подошёл, сел со мной за один столик.

– Наташа? – я подняла глаза, услышав своё имя. Некоторое время он молчал, изучая моё лицо, а затем взял меня за руку и спросил:

– Вы давно ели?

– Недавно. Вчера утром.

Максим Петрович сжал мои пальцы. Кажется, он едва сдерживал холодную ярость. Только вот на кого он злился?

– Максим Петрович, – я облизнула губы, – вы на меня злитесь? Но что я сделала? Я вроде отпросилась на сегодня…

– Ты вообще представляешь… – я даже немного испугалась, когда Громов пересел на диван рядом со мной. Теперь я сидела так близко, что наши бёдра соприкасались. Но ему точно был безразличен этот факт. – …Ты вообще представляешь, как мы со Светой волновались?! Когда ты ушла в четверг, я ещё ничего не знал. А минут через пятнадцать, когда Света вернулась из канцелярии и всё мне рассказала, я понял, какую ошибку совершил, отпустив тебя. Ты телефон зачем отключила?!

Он схватил меня за плечи, заставляя смотреть в глаза и не отворачиваться. Да я при всём желании не могла бы отвернуться. Просто потому, что не хотела.

– Максим Петрович, – прошептала я (на больший децибел меня не хватило), – пожалуйста, простите…

Внезапно Громов как-то обмяк. Отпустил меня, но лишь для того, чтобы секундой позже крепко обнять и прижать к груди.

– Я вот чего не понимаю, Наташа, – заговорил он уже спокойнее. – Чего ты так переживаешь? Ты ведь не любишь Молотова. Ну поспорил, но это ведь к тебе не относится, только его представляет в невыгодном свете. Зачем же ты так?

Громов аккуратно поднял моё лицо и посмотрел в глаза, ожидая ответа. Я облизнула губы, пытаясь собраться с мыслями.