Право на одиночество

Я всегда любила 31 декабря. За его длину (лично для меня это был всегда самый длинный день в году), за фильмы, которые идут по телевизору, за запахи, витающие на кухне, за радостное предвкушение…

Но ничему я не радовалась так, как удивительной детской непосредственности, с которой этот день встретили мои девочки. С самого утра пребывая в восторженном возбуждении, они носились по квартире, поминутно что-нибудь сваливая и пугая бедную Алису.

– Фурии, – только и сказал Максим, лукаво посматривая на дочерей, – угомонитесь, а? Если будете себя плохо вести, к вам Дед Мороз не придет.

Услышав эти слова, девочки оглушительно расхохотались. И я, поняв, что успокоить разбушевавшихся фантомасов невозможно, посадила их на кухне – чистить вареную картошку и морковку.

Сосредоточенно пыхтя и двигая маленькими ножами, девочки начали свою работу. Хмыкнув, я оставила их и поспешила к Максиму, который уже начинал собирать пылесос. Совместная уборка у нас с ним заняла не больше получаса, и когда я наконец вернулась на кухню, девочки как раз заканчивали чистить картошку.

– Ну что, совместный труд объединяет? – спросила я, улыбаясь и потирая руки.

Салаты, второе, закуски и пироги – все это делали мы вместе, втроем, и девочки с удовольствием принимали участие почти во всем, а на то, что не могли делать, смотрели с таким искренним восторгом, что я поневоле улыбалась.

И мне, когда я нарезала салат под «Иронию судьбы», казалось, будто я вернулась в детство. Я уже давно не чувствовала приближение сказки – и вот, это ощущение наконец пришло ко мне опять.

Думая об этом, я месила тесто для пирогов. И, забегая вперед, скажу, что вкуснее тех моих пирогов я ничего не ела.

За стол мы сели в девять часов вечера, когда девочки уже начали ходить вокруг елки и петь «Елочка-елочка, гори!».

Максим страдальчески морщился и шепотом просил меня поторопиться с готовкой, потому что еще немного – и он умрет от голодной смерти и увядания ушей (обеим девочкам медведь на ухо наступил).

– А когда будут подарки? – подпрыгивая на стуле от возбуждения, вопросила Лисенок. Судя по глазам Лики, ее интересовал тот же вопрос, но вот прыгать она уже считала несолидным для своего возраста.

– После двенадцати, – ответил Максим, строго посмотрев на дочку. Однако в его глазах плясали веселые искорки. Я фыркнула.

– Вы сначала поешьте. А потом будем с подарками разбираться.

– Да уж, еда – это очень хорошо, – сглотнул Громов, косясь на «Оливье» голодными глазами. И я, улыбаясь, принялась раскладывать наш праздничный ужин по тарелкам.

Две маленькие троглодитки в тот вечер смели со стола почти все. Хотя Максим им помогал, конечно, но количество съеденного им меркло по сравнению с количеством проглоченного его голодными дочерьми.

Думаю, Лика с Лисенком не были бы столь счастливыми, если бы неделю назад не узнали, что мама вернется из своей поездки только пятого января. С тех пор они вздохнули с облегчением.

Время приближалось к двенадцати, и мы зажгли елку. Лисенок откинулась на спинку стула и завороженно уставилась на мигающие лампочки, Лика смотрела в пустую тарелку и как-то странно улыбалась, а Максим щелкал каналами, пытаясь найти что-нибудь смотрибельное.

– Сплошные «голубые огоньки», – вздохнул он разочарованно, останавливаясь наконец на одном из центральных каналов.

– Какая разница, – я засмеялась. – Мы с родителями в новогоднюю ночь всегда не обращали внимания на телевизор. Пищит что-то – и ладно. Главное, не пропустить куранты, – и я, убрав грязные тарелки со стола, плюхнулась на диван рядом с Ликой.

– Наташа, – сказала она вдруг очень тихо, – а почему умерли твои родители?

– Погибли в автокатастрофе, – ответила я спокойно. – Столкнулись с фурой. За рулем был пьяный водитель.

– Наверное, они были такими же замечательными, как ты, – эти слова Лика произнесла настолько тихо, что я их не услышала, а почти угадала.

И не смогла придумать ответ.

Во время боя курантов я всегда загадывала желание. Каждый год, кроме последних четырех. Потому что это желание уже не имело смысла, ведь у меня больше не было родителей, которым я могла загадать долгой жизни, здоровья и счастья.

Но теперь я знала, какое желание загадать. И, глядя на Максима, Лику и Лисенка, сосредоточенно сжимающих в руке бокалы, пожелала изо всех своих сил:

«Господи, дай им счастья. Дай им любви, которую они заслуживают. Пусть у них все будет хорошо. Отныне и навсегда».

В этот момент я встретилась взглядом с Громовым. Его серо-желтые глаза светились радостью, и на последнем ударе курантов я добавила:

«Пусть он встретит женщину, которая полюбит его так же, как мама любила папу».

И как только зазвучал гимн России, Лисенок вскинулась и громко спросила:

– Ну так что насчет подарков-то?

Лика захихикала, Максим улыбнулся, а я вопросительно на него посмотрела.

– Что думаешь?

– Ладно, девочки, – Громов хлопнул в ладоши. – Идите-ка на секунду в свою комнату, хорошо? А сюда Дед Мороз наведается.

– Красный нос который?

– Нет, фиолетовый. Идите, если хотите подарки получить!