Право на одиночество

– И успехов во всех начинаниях, – я салютовала бокалом, показывая этим, что закончила. Со всех сторон раздались радостные крики, Громов, кажется, поблагодарил меня, но я уже ничего не слышала. Подождав несколько минут, я осторожно поставила бокал на стол и вышла из переговорной.

В нашем со Светочкой кабинете было на удивление тихо. Звуки «официальной пьянки» сюда не долетали. Я подошла к окну и открыла его.

Шел дождь. Листья на деревьях еще были зелеными, но на улице уже пахло осенью. Это был легкий, пряно-сладкий запах, «запах старения», как говорила моя мама. Я вдохнула полной грудью, чувствуя, как уходят дурные мысли, тревоги, боль. Там, на этом празднике жизни, мне не было места.

Да и видеть равнодушного Максима Петровича с некоторых пор стало выше моих сил.

– Наташа.

Я вздрогнула, услышав этот голос. Как я умудрилась не заметить, что он зашел в кабинет?

Я обернулась. Громов стоял недалеко от двери. И он больше не выглядел равнодушным или отрешенным. В его глазах я увидела беспокойство. Но… что за странности?

– Почему ты ушла?

Я вздохнула. Неужели он пришел только затем, чтобы узнать, почему я ушла из-за праздничного стола?

– Вы сердитесь? – выдохнула я, почти не подумав, что говорю.

Максим Петрович непонимающе посмотрел на меня.

– Нет. Я просто хотел узнать, что случилось, почему ты не хочешь быть вместе со всеми?

– Я не об этом. Я… я хотела узнать… Вы сердитесь, что я взяла отпуск на весь август?

Несколько секунд Громов просто смотрел на меня. Его глаза ничего не выражали. А потом он отвел взгляд.

– Если я и сержусь, то только на себя, – чуть слышно ответил он.

– Но… В тот день, когда я вернулась… Вы так смотрели на меня! И потом, все эти дни… Почему вы меня игнорировали?

Я с удивлением услышала в своем голосе все, что испытала за это время – обиду, непонимание, горечь, разочарование. На последнем слове мой голос задрожал.

И тогда Максим Петрович поднял голову. Он смотрел на меня со странным удивлением, смешанным с недоверием и страхом.

А потом мы одновременно сделали несколько шагов навстречу друг другу. И я оказалась в его объятиях. В тот момент я почувствовала такое облегчение, словно только что по меньшей мере излечилась от очень тяжелой болезни. Слезы брызнули из глаз.

Громов прижимал меня к себе очень нежно и бережно. Я чувствовала, как он целует меня в макушку, зарывается носом в волосы…

– Прости, я смотрел на тебя так, потому что очень хотел обнять, но не смел. Все это время я себе места не находил. Я ведь понимал, что ты очень обиделась на меня. Верно?

Он приподнял мое лицо и посмотрел в глаза. Я кивнула.

– Почему вы даже не попрощались? – еле слышно спросила я.

Максим Петрович вздохнул.

– Потому что дурак, – резко сказал он. – Дурнее меня еще поискать. Мне пришлось уехать срочно, у Лены возникли проблемы во время отпуска. И я решил, что так будет лучше для всех. Подумал – ты обидишься, а я потом буду обращаться с тобой холодно и отстраненно… А ты возьми и исчезни из моей жизни на месяц! И когда ты вернулась, я решил придерживаться своего плана. Но, как видишь, выдержал только три дня. Прости.

Я видела по его глазам, что он жалеет. И вспомнила маму с папой… «Простить было легко, доченька». Легко? Нет. Очень, очень легко! Я простила Громова еще до того, как он попросил прощения.

– Я не сержусь, – ответила я и улыбнулась.

И как только я это сделала, все изменилось. Руки Максима Петровича, лежавшие на моей талии, вдруг как-то странно потяжелели. Одна направилась вверх по позвоночнику, а вторую он поднес к моему лицу, чтобы легким движением пальцев дотронуться до моей щеки.

– Не плачь, – прошептал он.

Я уже и не плакала. Опять я очень остро чувствовала каждую клеточку своего тела.

– Вас не будут искать, Максим Петрович? – шепнула я. – Все-таки вы именинник, а куда-то ушли…

– Не волнуйся, – ответил он тихо, опять опустив руку мне на талию. – Они и без меня прекрасно справляются.

И в тот момент, смотря Громову глаза, я поняла, что могу подарить ему на день рождения.

Один раз, только как подарок…

– С днем рождения, – шепнула я и потянулась к Максиму Петровичу. Обхватила руками его шею, прижалась к нему всем телом и поцеловала.

В тот момент, когда наши губы соприкоснулись, меня пронзило молнией. В буквальном смысле.

Мысли кончились. А может, они и не начинались. Я чувствовала, с какой нежностью Громов отвечает на мой поцелуй, перехватывая инициативу, чувствовала его сильные объятия, его руки на своей талии. Но самое главное – я чувствовала! Каждая клеточка моего тела наливалась сладостью, наслаждением, предвкушением… Ноги подкашивались.

Я с трудом, но все же нашла в себе силы отстраниться от Максима Петровича.

Он смотрел на меня, сверкая глазами. В которых теперь уж точно не было равнодушия и отчужденности.

– Это вам подарок на день рождения, – сказала я хриплым голосом.

И с облегчением увидела, как Громов улыбнулся.

– Лучший подарок за сегодняшний день, – рассмеялся он, не спеша выпускать меня из объятий. А потом вдруг вновь стал серьезным.

– Но это ведь все, на что я могу рассчитывать, верно?

Я кивнула. Он вздохнул.