Право на отцовство

Черт! Паша по привычке потянулся к тому месту, где, по его предположениям, спала Таня и… ничего. Место рядом с ним пустовало. Тут волей-неволей проснешься.

Павел резко сел и нахмурился. Хорошо, что хоть голова не раскалывается. А то обычно утро в Вегасе начиналось именно с этой симптоматики. Бывало и с требовательного стука в дверь – это когда парни просыпались раньше его и жаждали продолжения банкета. На сегодня у них были другие планы, и вроде бы никто не планировал их нарушать.

Дольник снова прислушался и, когда не услышал ни тихих звуков, ни разговоров, ни шума воды, приглушенно выругался и встал.

Где носит его красавицу-жену? В люксе её нет.

Чтобы удостовериться в своей правоте, Паша целенаправленно обошел все комнаты, стараясь не закипать.

Нет её.

И не было.

Вот же ж!..

Мужчина стиснул зубы, гася вспышку недовольства, которая больше походила на зачатки ярости. А какой мужик адекватно отреагирует на то, что жена не ночевала в номере и шлялась непонятно где?

Это Вегас, детка! Тут может случится много интересного. Им ли не знать.

Чтобы не наворотить дел под эмоциями, Паша прошел в ванную, открыл отдельно стоящий душ и встал под прохладные струи воды. Хотел под ледяные, в последний момент передумал.

Закинув в себя таблетку от головной боли и решив пока повременить с алкоголем, Дольник обвязал торс полотенцем и вышел в большую гостиную.

И, как оказалось, вовремя.

Потому что смог наблюдать преинтереснейшую сцену.

Как его драгоценная супруга – снова, мать её ети, босая! – аккуратно, стараясь не шуметь, не делать лишних движений, закрывает за собой дверь. Туфли она держала в руке.

Паша встал, расставляя ноги на ширине плеч, и скрестил руки на груди.

Он ничего не говорил.

Этого и не требовалось.

Его драгоценная замерла, явно понимая, что в комнате больше не одна. Секунда… вторая, третья… Таня распрямила плечи и обернулась, улыбаясь самой подлизывающейся улыбкой.

– Привет, Паш.

Он молчал. Лишь вздернул кверху брови. Большего и не требовалось.

Таня осторожно поставила туфли и расправила складки на шелковом комбинезоне, который изрядно помялся за ночь гуляний.

– Ты уже проснулся, да? А завтракал? Что ты хочешь покушать? Давай я…

– Ты мне зубы-то не заговаривай, Рапунцель. Где изволила быть всю ночь?

Таня забавно открыла рот, собираясь ответить, потом, видимо, передумала, потому что, не сказав ни слова, протяжно выдохнула и разом обмякла.

– Паш, мы засиделись с девчонками. Заболтались. Потом поехали к Кэт. И я уснула.

– Надеюсь, в одиночестве? – поддел её мужчина. Он не мог удержаться, видя раскаяние в глазах жены.

Оно сразу же исчезло, сменившись искренним возмущением. Вот теперь он узнавал свою Рапунцель. А то стоит тут сама не своя! Непорядок.

– Дольник, вот сейчас в тебя полетит что-то тяжелое! Честное слово!

– Уверена?

– Ты сомневаешься?

Для пущей уверенности Таня потянулась к комоду, на котором расположилась непонятная статуэтка очередного скульптора-футуриста. Паша действовал быстро. Разделяющее его с женой расстояние он преодолел за считанные секунды. Поймал руку жены и рванул на себя. Таня коротко пискнула, пряча улыбку.

– Не думай, что так легко отделаешься, – прошипел мужчина, наседая на Рапунцель и вынуждая ту сделать шаг назад.

И мужчина не остановился, пока она не уперлась спиной в стену.

– Паш, ты чего, – прошептала она вмиг севшим голосом, когда муж ощутимо сжал её попку.

– Ты звонила домой? – спросил он, оглаживая округлые бедра. После родов они немного раздались, Таня переживала, потом успокоилась, приняла свою новую фигуру. Ему же всё нравилось.

Чертовски, он бы сказал.

Прошло четыре года, а Дольник по-прежнему воспламенялся, как в первый раз, стоило прикоснуться к Тане. Её кожа – самый сильный афродизиак в жизни. Не считая, пожалуй, волос. Волосы жены – его личный фетиш. Сейчас они у неё снова были заплетены в толстую косу.

– Звонила. Десять минут назад, – задыхаясь от его натиска, прошептала Таня, закатывая глаза и интуитивно подставляя тонкую шею для поцелуев. – Всё хорошо. Арс перевернулся на велике, поранил губу. Крестная сказала, что с травмой справился. Не плакал.

За то, что Таня рассказала о случившемся без ахов и охов, он мысленно похвалил жену. Она совсем недавно перестала, наконец, относиться к сыну, как к чему-то очень ломкому и хрупкому. Ей тяжело давалось не сюсюкаться с ним.

– Всё?

– Угу.

– Сама с Сеней разговаривала?

– Нет, он спал.

– Хм… И ты настоятельно просила крестную перезвонить, как только он проснется?

– Паш, я скучаю. Мы первый раз улетели, оставив его одного.

– Он не один. Он с женским батальоном Урсуловых. А это серьезно. Я бы добавил: более чем серьезно, – заметил Павел, спуская лямку на комбезе.

Таня выдохнула и приглушенно застонала.

– Дай мне, пожалуйста, пять минут. Я освежусь. Зубы почищу и… вообще.

Непутевая женушка высвободилась и попятилась от него в направлении ванной комнаты.

Паша, ничего не говоря, продолжил наступать.

Как же сильно он любил жену! С её периодическими закидонами, порывами к самостоятельности и заводящей его игривости.

У них было всё, как договаривались.

Роспись на пятом месяце беременности.