Право на первую пулю

– Саша, твой бой уже закончился. Оставь кого-то вместо себя поопытнее, отделением командовать. А сам забери ребенка от греха подальше… И гони к нашим вертолетам. После боя отправим его куда следует…

– Понял, – коротко ответил самый сострадательный человек во всем взводе – Саша. – Младший сержант Обломов, за меня остаешься.

– Есть остаться за вас, товарищ старший лейтенант, – услышал я бодрый высокий голос младшего сержанта.

Я хорошо знал, что Обломов может и красиво приврать, и вообще любит поболтать, но в нужный момент превращается в расчетливого, умного бойца. И я молча одобрил выбор старшего лейтенанта.

Между тем Кривоносов спрыгнул с нижней ветки дерева – он был без винтовки, должно быть, передал ее кому-то вместе с патронами – и побежал в сторону дороги.

Дожидаться его возвращения я не стал, потому что лейтенант Футракулов сообщил:

– Командир. Самое время для залпа. Расстояние километр восемьсот метров. Все сидят к нам спиной.

– Дальнобойщики! Разобрали цели. Водитель – мой. Командиры отделений, доложите о готовности.

– Первое отделение – готовность номер один!

– Второе отделение – на позиции.

– Третье отделение – прицел взят, – раздался и голос младшего сержанта Обломова. Значит, Кривоносов оставил свою винтовку ему. Но Обломов стрелок хороший, и на него можно положиться.

Я прицелился в водителя и только после этого дал команду:

– На собственный счет «три» – огонь!

Досчитал до трех и нажал на спусковой крючок. Залп прозвучал подобно самолету, над самой землей переходящему на сверхзвук. Сам я в силу своего возраста не застал вьетнамскую войну, но рассказы ветеранов помню хорошо. И помню, как они рассказывали, что американские «Фантомы»[34] взяли манеру переходить на сверхзвук над Ханоем, из-за чего даже в городском транспорте, не говоря уже о жилых домах, вылетали стекла. Я посмотрел в прицел на лобовое стекло переднего грузовика, уткнувшегося коротким капотом в толстенный бук по другую сторону обочины, через которую он перелетел на скорости. Прямо напротив водительского места в стекле зияла аккуратная дырка. Что меня удивило, так это отсутствие трещин вокруг нее. Пуля, видимо, летела на громадной скорости и просто пробила стекло и угодила водителю в голову.

Человек, сидящий рядом с водителем, замешкался, открывая дверь кабины, что дало мне время передернуть затвор и вторым выстрелом попасть ему в горло. Свою задачу минимум я выполнил. После чего дал команду обладателям винтовок «Корд»:

– У кого «Корды», стрелять по БМП. Стараться попадать сверху в башню. Еще и боковая броня вашу пулю плохо держит. Ищите место, где пуле есть за что зацепиться. Сварочный шов, заклепку, на худой конец болт.

БМП-1 вообще имеет среди других боевых машин пехоты самую слабую броню. Потому эту бронемашину и перестали производить. Ее основное достоинство – это то, что БМП является плавающей. Но для Сирии с ее ограниченностью водных ресурсов это не особенно и важно.

Отдав команду, я перевел прицел на кузов грузовика. В кузов я выстрелил, почти не прицеливаясь, потому что видел перед собой только спины выпрыгивающих «бармалеев». Пуля била так мощно, что попросту выбрасывала убитых вперед, на головы тех, что уже покинули грузовик. Я передернул затвор и успел послать вторую пулю так же быстро, как предыдущую. Однако после второго выстрела кузов уже оказался пустым, а встречные автоматные очереди раздавались чаще всего из-под машины и из-за кузова и попросту не могли достать бойцов взвода из-за дистанции. Древесина бортов же, за которые прятались стрелки, при этом сильно отличалась по плотности и твердости от брони той же боевой машины пехоты, что наводила на лес свою семидесятитрехмиллиметровую пушку, но поднять ее на нужную высоту не имела возможности[35] и, таким образом, могла стрелять только на уровне дороги. Нам такие выстрелы пушки повредить не могли, поскольку мы находились значительно выше.