Право на поединок

Саккаремец почти с признательностью посмотрел на него и поспешил вон. На улице его встретили восторгами. Позже Йарра рассказал Волкодаву, что переживать за Киринаха – так звали саккаремца – явилась половина Середки. Кончанские любили парня за добрый бесхитростный нрав и за то, что на ярмарках он неизменно поднимал самую тяжелую гирю, а с полученных денег кормил сладостями уличную мелкоту. Хорошо, сказал Йарра, что Волкодав не стал позорить такого славного малого. Венн только пожал плечами в ответ. Он оставил Киринаха при поясе за честный бой, а не ради чьей-то любви.

Второй его противник, наоборот, оказался невелик ростом, но зато на диво проворен. Такие, как он, умеют взбежать по отвесной стене и перевернуться через голову, оказываясь за спиной у соперника. «Если ты меньше ростом, – наставляла когда-то Мать Кендарат, – это твое преимущество. Если ты выше – это опять преимущество. Надо только уметь им воспользоваться…» Волкодав и воспользовался. Коротышка на самом деле был гораздо опасней добродушного толстяка саккаремца. Незачем подпускать его к себе вплотную ни с кулаком, ни с цепко растопыренными пальцами, способными выдрать клок одежды с кожей и мясом. Это не Гарахар с его дубинкой, назначенной пугать непривычных к оружию мастеровых. Это настоящий боец. Волкодав не стал состязаться с ним в быстроте. Он трижды провел его мимо себя приемом, называвшимся «горная ель сбрасывает с веток снег и вновь выпрямляется». После третьего раза народ стал хохотать, а нарлак, успевший собрать на одежду и волосы половину соломы с половиц, сообразил, что ничего путного не добьется, и рванулся за дверь, плюясь, точно рассерженный кот. Его проводили шутливыми приглашениями заглядывать снова.

Состоятельные гости «Зубатки», доселе предпочитавшие тихие угловые столы, начали садиться ближе к стойке. Стоум решил не упускать выгоду и стал заламывать дороже с тех, кто желал наблюдать споры вышибал с удобного места. Он был по-прежнему убежден, что трактир вот-вот подпалят, но покамест дела шли бойчее некуда. Слухи о происходившем в «Зубатке» были на устах у всего города, и посетители валили валом. Одних занимало, кто и когда наконец совладает с удачливым венном. Другие глазели на Слепого Убийцу, исправно вкушавшего камбалу, приготовленную Зурией. Третьи просто не хотели ударить лицом в грязь перед соседями: как самим не посмотреть, про что все говорят!..

На седьмой вечер службы Волкодав отказался остаться в закрытом на ночь трактире. Стоум оглядел родные стены так, словно они должны были вот-вот обрушиться, и завел привычную песню:

– Погубят, виноват будешь… Из-за тебя все!

– Кому ты нужен, еще тебя жечь! – сказал Волкодав. – А боишься, сторожа на ночь найми, денег у тебя хватит. Или мне плати вдвое против дневного!

Сам он верил в то же, во что и все. Была охота Сонмору выставлять себя на посмешище: не одолел в честном соперничестве, расплатился трусливо, исподтишка!.. Может, вправду станут крепче бояться. Но вот уважать, как теперь…

Люди за столами в трактире говорили об этом в открытую, ибо каждый гадал, как теперь поведет себя Ночной Конис Кондара. Честь для нынешнего Сонмора была не пустой звук, и все это знали.

Было видно, как схлестнулись в душе сольвенна скупость и страх… После недолгой борьбы победила скупость.

– Ладно, ступай!.. – сказал он с таким видом, будто делал Волкодаву большое благодеяние. – Но если все-таки… Если мою «Зубатку»…

– Ну и будешь сам виноват, – проворчал венн. – Не жадничай.

Стоум воздел руки и горестно вопросил сольвеннского Бога-Змея, дарующего тяжесть кубышке, за что Он послал ему подобное наказание. Однако оплатить строптивому вышибале ночное бдение не предложил, и Волкодав с Эврихом отправились через весь город в «Нардарский лаур». Там ждали их Сигина и Рейтамира; женщины пока еще толком не огляделись в Кондаре, не говоря уж про то, чтобы как-то устроиться и начать жить. Сидя в маленькой деревне, легко рассуждать о большом городе и о том, как любой пришлый человек может запросто подыскать в нем кров и занятие. Когда доходит до дела, все почему-то оказывается гораздо сложнее, чем представлялось. Волкодав временами думал об этом, приглядывая за порядком в «Зубатке». Ну, заработают они с Эврихом денег, договорятся с каким-нибудь мореходом, купят место на корабле… Повидимому, то, что платить придется за четверых, можно было считать делом решенным. Не бросать же на добрых людей слабоумную старую женщину и молодуху, отжененную от мужа?.. Притом не без их помощи отжененную?..

Что касается Рейтамиры, Волкодав вообще был убежден, что Эвриха вынудят покинуть ее только безвыходные обстоятельства. Молодой аррант не пытался обнимать песенницу (и рад был бы, да вот ответная склонность…), но все видели, с каким лицом он желал ей доброго утра. Он и теперь нес ей в опрятном лубяном туесочке горсть халисунских орехов, вываренных в меду. Ловкое перо, умевшее складно приставлять друг к дружке вежливые слова, целый день трудилось без устали и принесло денежку. Купить лютню еще не хватало, но отчего не побаловать сироту?..