Право на поединок

Весь день Эврих не знал, как отделаться от полоумной старухи. Обижать Сигину он не хотел, а по-другому заставить ее отступиться решительно не удавалось. Ученый, чья книга удостоилась хранения в Силионской библиотеке, скоро исчерпал свое красноречие и убедился в его бесполезности. Когда выяснилось, что Сигина то ли не разумеет вполне понятных намеков, то ли разумеет, но предпочитает пропускать мимо ушей, Эврих мысленно махнул на бабку рукой. Во имя усов Морского Хозяина, присохших к утесам, где купалась Прекраснейшая!.. – плюнул он про себя. Да пускай все идет так, как угодно судьбе!..

Волкодав думать не думал, что станет однажды завидовать бессемейному и бездетному человеку. А вот поди ж ты, дожил. Икташ сидел в другом углу мерцавшей огоньками «шкатулки», и Волкодав завидовал ему. В смуглокожем нарлаке вообще нельзя было заподозрить телохранителя. И тем более – охранявшего такого большого человека, как Сонмор. Никто не косился на него из-за неприятного взгляда. Со спокойной улыбкой, как положено вежливому слушателю, смотрел он на Эвриха, увлеченно повествовавшего о своих путешествиях. Однако венн знал:

Икташ присматривал за каждым человеком в комнате. И весьма зорко. За Сонмором, своим другом и господином. За Эврихом, который по укоренившейся привычке то и дело вскакивал, бросал на руку плащ и принимался расхаживать между дверью и каменным деревом… За хозяином и хозяйкой. За Сигиной, мирно вязавшей что-то в углу позади рабочего столика. И за ним самим, Волкодавом. Если неведомый убийца хоть как-то обнаружит себя, рассеянный с виду Икташ заметит его, может, даже и первым.

Кто-то на месте Волкодава стал бы, наверное, ревновать. Венн был благодарен. И думал, как бы поучиться у этого человека.

– …И распространяется этот малорослый народ воистину подобно лесному пожару или полчищам муравьев, не щадящих на своем пути ни цветка, ни птицы в гнезде… – говорил тем временем Эврих. Говорил он негромко, почти шепотом: подле Вионы спал в плетеной люльке ребенок. Молодая женщина нипочем не желала с ним разлучаться, и мастер УЛОЙХО утешал себя тем, что дыхание благородных камней должно было пойти его сыну только на пользу.

Тут отворилась дверь, и служанка, поклонившись, безмолвно замерла на пороге.

– Что тебе, милая? – спросил УЛОЙХО, когда Эврих прервал свою повесть и потянулся за кубком.

– Нищенка у ворот сидит, господин, – снова поклонившись, ответила девушка. – С маленьким дитем. Совсем озябла, сыро там, туманище-то нынче какой!.. Сидит на камне и плачет…

– Просить подаяния после заката не угодно Священному Огню, – проворчал Сонмор. – Пусть ее сидит. Или дальше идет.

– Она не просит милостыни, почтенный господин, – испугалась служанка. – Просто плачет. И я ей ничего не давала!

Девчонка даже попятилась за порог. Она явно жалела, что вообще сунулась сюда, к господам, и досадовала на привратника. Нет бы сразу отогнать побирушку, чтоб впредь не лила слез под дверьми у почтенных людей!..

– Погоди, – сказал ювелир. Он смотрел на жену. А Виона не сводила глаз с люльки, где под шелковым одеяльцем сладко почивал их наследник. В присутствии великого Сонмора она не смела и заикнуться о том, чтобы нарушить старинное установление. Но мысль о беззащитности человеческого счастья, и особенно материнского, заново посетила ее. И показалась невыносимой…

– Погоди, – повторил УЛОЙХО. – Если за калитку бросят какую-нибудь снедь, а нищенка о ней не просила, значит, это не милостыня, а случайно подобранная еда, и Священный Огонь никак не должен прогневаться. Мало ли что эта женщина могла найти на дороге?

Виона вскинула голову, и от Волкодава не укрылся ее взгляд. Велика будет милость Богов, если на него самого когда-нибудь так посмотрит любимая женщина.

Икташ, сидевший скрестив ноги, легко поднялся. Человек, проводящий жизнь в праздности, этого движения вообще не смог бы повторить, зато Волкодаву оно говорило о многом. Воину достаточно посмотреть на то, как другой воин держит ложку, чтобы решить, стоит ли выходить с ним на поединок.

– Я посмотрю, – сказал Икташ Волкодаву. И вышел следом за девушкой.

Приближался рассвет. Обычно к этому времени гости уже начинали откланиваться. У Вионы покраснели глаза и вид был усталый. Волкодав подумал о том, что вряд ли стоило доводить молодую мать до подобного состояния. С другой стороны, сейчас ляжет спать и уснет прежде, чем голова коснется подушки. Некогда будет бояться и вздрагивать, прислушиваясь к случайным шорохам в темноте…