Право на поединок

Тормар!.. Имя у парня оказалось такое же грозное, как и внешность. Йарра затравленно оглянулся на великана, указавшего ему рукой в угол двора, где помещалась маленькая портомойня. Брагелл проводил мальчишку глазами, улыбнулся и пошел за ворота, но Йарра этого попросту не заметил. Тормар лениво достал из колодца ведерко воды и с размаху окатил новичка, не дожидаясь, пока тот разденется. Наверное, он считал возню с мальцом бабским делом, недостойным воина и мужчины. Йарра торопливо содрал через голову липнувшую к телу рубашку. Потом скинул штаны, оставшись в одной набедренной повязке и отчаянно боясь, как бы стряпухи опять не начали выглядывать из-за двери. Народ его отца почитал прилюдное обнажение непристойным. Йарре понадобилось усилие, чтобы не уворачиваться от нового потока воды, ударившего в лицо. Вышибала ненадолго скрылся в клети и наконец бросил мальчику чистую сухую рубашку:

– Надевай.

Торопливо повиновавшись, Йарра вывернулся из промокшей набедренной повязки, распутал ее и стал отжимать. Рубаха была, в каких бегали нарлакские мальчишки, не достигшие возраста мужества: длиной пониже колена, с короткими обтрепанными рукавами. Штанов здешняя ребятня не носила. Оно и понятно. Народ отца жил в горах, там с малолетства лазили по кручам. Здесь не то.

Обноски, которые натянул на себя Йарра, должно быть, раньше принадлежали какому-нибудь пареньку раза в два толще него. Наверное, решил он, хозяйскому сыну, привыкшему к обильной еде. Ворот был слишком широк и все время съезжал на плечо, Йарра замучился его поправлять. Тормар понаблюдал за его усилиями и вдруг беззлобно расхохотался. Йарра отважился улыбнуться в ответ. Ничего страшного не последовало, и он заподозрил, что, может быть, все в самом деле еще пойдет хорошо… По крайней мере, лучше, чем было…

Эврих с Волкодавом, оба хмурые и очень недовольные друг другом, уже направлялись назад в «Нардарский лаур», где ждали их женщины, когда с середины торговой площади донесся ясный и чистый зов боевой трубы. Он разлетелся, кажется, по всему городу, легко заглушая гомон и гвалт. Люди непроизвольно обернулись на звук, и Волкодав в очередной раз подивился гению человека, первым придумавшего дать такой голос трубе, зовущей воинов на врага. Если перезвон жреческой бронзы уводил мысли к божественному, к неземным хрустальным вершинам, то этот серебряный клич властно проникал в сердце и ускорял его бег, выжигая все мелкое и лишнее, даруя крылья лететь на защиту чего-то родного, светлого и хорошего… и велика ли беда, если полет станет последним!.. Волкодаву случалось видеть, как под песню трубы у самых заскорузлых наемников, в обычной жизни неистовых похабников и выпивох, вспыхивал в глазах свет, которого вроде и заподозрить было нельзя…

На сей раз никто никого в смертельную битву, к большому счастью, не звал. Боевая труба подавала голос с дощатого помоста, сооруженного посреди торговых рядов, и держал ее обычнейший зазывала. Вот он опустил трубу, прижал ко рту сложенные руки и стал зычно приглашать народ насладиться несравненным искусством Слепого Убийцы и его прекрасной помощницы по имени Поющий Цветок.

Эврих поспешил вперед и начал проталкиваться поближе к помосту. Волкодаву ни на каких убийц смотреть не хотелось, но он последовал за аррантом. Не бросать же одного, в самом-то деле. Хотя Эврих изо всех сил старался встать от него подальше и вообще всячески показывал, что никакая опека ему отнюдь не нужна. Случись что, потом себе не простишь… И почему мы с ним без конца грыземся из-за чепухи, ведь на самом-то деле кого угодно друг за друга сожрем?..