Право на поединок

Честно молвить, у Эвриха ёкнуло сердце, когда передний симуран, буровато-чёрный вожак, погнал крыльями вихрь, величественно опускаясь на каменную площадку. Мыш поспешно вцепился в плечо Волкодаву: маленького зверька едва не унесло прочь. Со спины симурана соскочил поджарый, крепкий седовласый мужчина. Гордое лицо, властная осанка – вождь! И кому какое дело, что ростом этот вождь был Волкодаву до середины груди. Венн поклонился ему, как младший старшему. И просвистел нечто, по мнению Эвриха, весьма отдалённо напоминавшее связную речь.

Другие симураны касались цепкими когтями угловатых камней. С мохнатых спин скатывались маленькие наездники, все – мужчины, – и спешили к арранту и его подопечной. Первым подбежал коренастый светловолосый крепыш в лёгкой шубке из пушистого, точно перья, белого меха. Если Эврих ещё не ослеп, он приходился девчонке родным отцом. С ним подоспел рыжий парнишка, вооружённый небольшим самострелом, приспособленным в чехле за спиной. Брат? Жених?… Парень плакал, даже не пытаясь скрыть слёзы ярости и отчаяния.

Вождь поклонился Волкодаву, как равный равному. И вдруг вполне прилично выговорил по-веннски:

– Дети Утреннего Тумана рады приветствовать Брата Крылатых, идущего под сенью наших небес.

Нет такого народа, у которого не считалось бы вежливым в присутствии гостя разговаривать на его языке. И радостно приветствовать его, каким бы чудовищным ни было горе, совпавшее с его появлением.

Много позже Эврих замучит Волкодава вопросами, откуда мог впервые встреченный виллинский вождь знать его самого и разуметь речь его племени. И венн неохотно расскажет ему, что когда-то имел дело с виллами Самоцветных гор. И постиг там их язык, а они – его. А то, что знал хоть кто-то из вилл, рано или поздно становилось достоянием всех.

– Мы почувствовали, что наша сестра попала в беду, и поспешили на поиски, – продолжал вождь. – Мы были рядом, но она ослабела и лишилась симурана. Ты помог ей позвать нас. Спасибо тебе.

– Она напоролась на выродков, не заслуживших называться людьми, – сказал Волкодав. – Я не успел защитить её, Отец Мужей.

– Там, откуда они пришли, отныне будут только суховеи и град!… – давясь болью и бешенством, выкрикнул рыжеволосый. Сдёрнул со спины самострел и потряс им над головой: – И ни один из Бескрылых более не переступит границ нашей земли!…

– А залогом тому, – со смертельным спокойствием поддержал парня светлобородый отец, – станут шкуры злодеев, подвешенные у входов на тропы. Я рад буду погибнуть, чтобы совершить эту месть… Поторопимся! Они не успели уйти далеко!

Виллины одобрительно засвистели. Взволнованные симураны били крыльями, издавая отрывистый лающий клёкот.

Вождь молчал, поглядывая то на разгневанных братьев, то на изувеченную сестру. Тому, кого по достоинству называют Отцом Мужей, всегда бывает нелегко принять страшное решение о мести и кровавой вражде.

– Государь мой, – тихо сказал Волкодав. Оказывается, он успел вытащить из поясного кармашка короткозубый костяной гребешок и теперь не спеша распускал ремешки, стягивавшие его косы. – Государь, – повторил Волкодав. – У порога твоих гор живут добрые люди, никоим образом не повинные в случившемся непотребстве. Скажу тебе даже так, Отец Мужей: сольвенны и сегваны, чтящие Правду, рады были бы сами переловить мерзких насильников и совершить над ними справедливость!

Обычно из него каждое слово нужно было чуть не клещами тянуть. Эврих знал: венн принимался говорить длинно и складно только в исключительных случаях. После чего отмалчивался по две седмицы. До сих пор Эврих видел его в подобном состоянии всего раз или два.

– Это так! – горячо поддержал он спутника. – Прошлой ночью мы гостили у славного бортника, сегвана Браноха. Бранох рассказал нам, как пострадал от мимохожих злодеев его почтенный сосед. Может статься, это были те самые чужаки? Тогда за что наказывать мирный народ?

Об Асгвайре, восхищённо блестевшем глазами при слове «наёмники», он благоразумно старался даже не думать.

– Что же ваши добрые люди не остановили тех, кто вершит зло?… – выкрикнул рыжий.

– Брат Крылатых хочет защитить живущих вместе с ним на равнине, – сказал вождь. – Это достойно. Я знаю, у каждого племени своя Правда. Но я знаю и то, что ни одна из них не учит оставлять зло безнаказанным…

– Святые слова молвит Отец Мужей, – торжественно кивнул Волкодав. Он расчесал волосы, и длинная седеющая грива легла на плечи и спину, покрыв её до лопаток. Эврих вдруг вспомнил, зачем распускали свои косы веннские воины. Он мгновенно сообразил, что было на уме у его товарища, и ему сделалось жутко.

– Наша Правда, которую никто не называет мягкосердечной к душегубам, велит, чтобы злодея, если это возможно, карал его собственный род, – продолжал Волкодав. – Над вашей сестрой надругались ублюдки без роду и племени. Но они люди. И я человек. Ты зовёшь меня Братом Крылатых, но по рождению я Бескрылый. Я поймаю насильников, и у вас не будет причин для вражды с жителями предгорий, не сумевших запереть им дорогу сюда.