Право на правду

Поднимаясь в старомодной кабинке лифта на пятнадцатый этаж построенного сразу после оккупации дома, мрачной бетонной коробки, совсем непохожей на современные здания, возведенные в последние годы — устремленные ввысь, с площадками садов, солнечными батареями на крышах и огромными окнами, Мария гадала, как пройдет встреча. Захлопнет ли отец перед ней дверь? Обругает? Или его и вовсе не окажется дома… Вдруг он уехал в свое издательство? Однако, вопреки всем опасениям, отец ответил на звонок домофона и открыл ей дверь.

— Явилась, — констатировал Паул Эрнст, смерив Марию взглядом с ног до головы. Ему уже было за восемьдесят, но он оставался крепким и бодрым. Явно следил за здоровьем, и не принадлежал к сторонникам культа возраста или молодости. Просто человек средних лет — немного морщин, немного седины на висках. Воспоминание о маме, о том, как она выглядела последние несколько лет, резануло по сердцу. Может, они и развелись из-за маминой болезни? Мама говорила, что кожа начала оплывать у нее в тридцать… Мария усилием воли подавила вскипевшую в душе ярость.

— Доброе утро. — Как к нему обратиться? Отцом называть глупо, господин Эрнст — слишком официально. Может, по имени — Паул?

— Ты почти не изменился, — выдавила из себя она.

— А ты совсем взрослая. И очень похожа на мать. Что ж, входи, раз уж пришла. — Он посторонился, пропуская Марию в квартиру. — Мне звонил следователь.

— Да? — она огляделась. Чисто, мебели минимум, на столе кружка с дымящимся кофе.

— Хочешь? — заметив ее взгляд, суховато спросил Паул. — Выглядишь так, словно он тебе необходим.

— Спасибо, — Мария решила не отказываться.

— Возьми мою, я еще не пил, — бросил Паул, прошел через комнату и присел на подоконник, взявшись за него обеими руками. Руки у него были крупные, с красноватыми костяшками и грубой кожей. Руки рабочего, а не издателя. Мария хорошо помнила, как он подхватывал ее в детстве, подбрасывая к потолку. И окна он всегда держал открытыми, любил, чтобы по квартире гулял свежий ветер…

Мария взяла кружку, сделала осторожный глоток. Кофе оказался крепкий и очень горький. Спросила в лоб:

— Когда ты узнал, что я не твоя дочь?

Паул скривился.

— Умеешь ты начать разговор! Ладно, наверное, так и надо, — нехотя признал он. — Когда ты позвонила в тот раз, я… Твоя мать не хотела говорить тебе, я был с ней согласен, но думаю, ты имеешь право на правду.

— Рассказывай.

Сжимая в руках кружку, Мария присела на стул. Сделала еще пару глотков.

Он потер подбородок.

— С чего начать… Я был в сопротивлении. Твоя мать хотела помочь, пошла уборщицей в департамент порядка. Они брали местных, якобы пытались показать, что стараются налаживать контакт: готовы давать работу, платить деньги. Я был против, считал это слишком опасным, но она не слушала. К тому же некоторые сведения, добытые ею, действительно оказались очень полезны…

— Эту часть я прекрасно знаю, — с трудом сдерживая раздраженное нетерпение, прервала Мария. — Маму чуть не посадили после победы, члены вашей группы давали показания следователям. Скажи то, чего я не слышала.

— Я к тому и веду, наберись терпения. Лилию заметил начальник департамента, предложил перейти работать к нему в резиденцию.

— И это… он?

У Паула дернулась щека.

— Возможно, твоя мать никогда не говорила. Я как-то видел его. — Паул брезгливо поморщился. — Такой весь — высоченный, как все они, лощеный красавчик, словно с картинки, форма с иголочки. Ты… — он снова ощупал Марию взглядом. — Нет, к счастью, все же похожа на мать. И волосы темные, никакой рыжины. Но тебе нужно больше загорать, чтобы быть более смуглой, как мы, а не белокожей, как эти.

— Спасибо за заботу, учту. Давай про маму, хорошо? — прервала его Мария.

— Не будь такой колючей, — вздохнул он. — Я перед тобой, может, и виноват, но… ладно, дальше. Было так: мы не виделись несколько месяцев, а когда встретились… — он изобразил рукой окружность перед своим животом. — Лилия и отрицать не стала, что ребенок не мой. Да и не вышло бы, слишком давно мы были в разлуке. Я настоял, чтобы она оставила свою работу, велел ей держать язык за зубами: тогда за связь с врагом могли и убить. Тебе было три года, когда Межзвездная конфедерация решила, наконец, вмешаться и помогла нам прогнать асфанцев. Мы с твоей матерью выждали несколько лет, потом развелись без лишнего шума. Родных у нас не осталось, никто не задавал вопросов.

— Ясно, — Мария повертела кружку в руках. Старая кружка, с блеклым рисунком и маленькими щербинками по краю, видимо, любимая, от которой вроде бы и надо, да не хочется избавляться. Отпила немного, собираясь с мыслями, столь же горькими, как и сам напиток. — Ты ей не простил? Ко мне ты относился хорошо, я же помню!