Когда матушка хмурилась, мальчик знал, что случилось что-то серьезное. И что матушку нужно слушаться.
Он сел возле шара и внимательно смотрел. Прошло несколько томительных минут, и чужой оранжевый цвет стал тускнеть, превращаясь в прежний, голубой.
А вскоре вернулась и матушка.
Уставшая, но улыбающаяся, как прежде.
– Почему окно показывало другое? – спросил Дэй.
– Потому что тот мир заболел, – отвечала матушка.
– И ты его вылечила?
Матушка кивнула.
– А как мир болел? – снова стал спрашивать мальчик.
– Тяжело. Когда мир болеет, о нем нельзя забывать. Ведь с ним болеют и люди! И людям нужно помогать.
– Всем людям?
– Всем.
– И плохим тоже?
Матушка кивала.
– Неправда! – спорил мальчик. – Плохим помогать нельзя!
– Как? Откуда ты это взял? – поднимала матушка брови.
– Нельзя! – упорствовал Дэй. – И потом, их все равно накажут Боги!
– Сынок, сынок… – Матушка покачала головой. – Богам нет дела до плохих и хороших. Все люди одинаковы! И Боги не вмешиваются в их дела.
– Вмешиваются! – упрямо говорил мальчик. – А кто людям помогал и драконов изгнал! Они же были плохие!
Матушка погладила его по голове.
– Это неправильные Боги! – горячо сказал мальчик. – Когда я вырасту, я прогоню их! В ту холодную землю, где замерзает вода!
Матушка лишь улыбалась и качала головой.
* * *
Дэй рос, все свое время проводя с матушкой, среди животных, и со своим единственным товарищем, низкорослым крепышом Гоулсом.
Гоулс был совсем не похож на Дэя.
Его кожа была серой, покрытой редкими волосками, длинные, точно у кошки уши, торчали над копной рыжих волос, прикрывавших низкий лоб, и лицом он тоже отдаленно напоминал кота.
Но Дэй не замечал этого.
Первое время они с Гоулсом не ладили: до появления Дэя тот считал себя полноправным хозяином всех мест, где устраивал свои игры.
Едва Дэй появлялся, желая разделить с Гоулсом его забавы, как тот бросал игру, и что-то неразборчиво бормоча, мягко отстранял Дэя.
Дэй жаловался матушке, но она говорила, что он должен вырасти мужчиной, а мужчина сам преодолевает трудности.
И отказывалась ругать Гоулса.
Когда же Дэй сам играл во что-то, Гоулс подкрадывался, и замерев, следил за ним. Его рыжая шевелюра выдавала его среди зелени, но Дэй делал вид, что не ничего не замечает.
Однажды Дэй развлекался, стреляя из лука в нарисованные мелом на деревьях кружки, и заметил идущего куда-то Гоулса, сгибающегося под тяжестью охапки веток, которую тащил на спине.
Проследив за ним, он видел, как Гоулс связал из веток нечто вроде плота, и усевшись на него, выплыл на середину реки.
Отчаянно завидуя, мальчик бежал вдоль берега за быстро удаляющимся плотом.
Когда он добежал до большого камня, то вспомнил, что дальше ходить матушка строго-настрого запретила.
Потому что река в нескольких сотнях шагов дальше превращалась в водопад, и могучим потоком падая с огромной высоты на скользкие камни, рассыпалась мелкой холодной пылью.
Гоулс, похоже, забыл об этом тоже.
Кроме того, он не умел плавать. Отчаянно работая шестом, ребенок тщетно пытался направить плот к берегу.
Забыв о запрете, Дэй бросился в теплую воду. В тот момент, когда наконец, ему удалось вплавь достигнуть намокших веток, и крепко схватившись за разбухшие веревки, вблизи увидать испуганное лицо Гоулса, плот достиг края, и секунду помедлив, мягко перевалился вниз, увлекая за собой незадачливых мореплавателей.
Задыхаясь от полета и воды, в считанные секунды дети пролетели сотни локтей, разделяющих пороги водопада, и… упали на пол, прямо под ноги матушке!
Отфыркиваясь и отплевываясь, дети, задрав головы, со страхом смотрели на матушку.
А матушка молча смотрела на них, и Дэй ясно видел между ее бровями собирающиеся морщинки.
– Это… я, – поспешно сказал мальчик, – виноват.
Матушка прищурилась.
– Я прыгнул в воду, толкнул Гоулса, и мы упали… вниз. – Твердо сказал Дэй.
Гоулс лишь молча сопел, уставившись в пол, и изредка бросал любопытные взгляды по сторонам. Видно было, что его не сильно волновало происшедшее.
Смотреть на сохнущую на глазах одежду была куда интереснее!
– Не ври, Дэй! – строго сказала матушка. – Ты всегда говорил правду!
– Я не вру, – тихо сказал Дэй, опуская голову.
– Это правда, Гоулс? – строго спросила матушка. – Дэй виноват?
Гоулс вздохнул.
Дэй исподлобья смотрел на него.
Гоулс подумал и сказал:
– Нет.
– Идите обедать, – со вздохом сказала матушка.
Когда дети ушли, она улыбнулась и покачала головой.
– Почему ты не наказала его? – спросил Дэй поздно вечером, когда матушка пришла поцеловать его на ночь.
– Потому что у него нет мамы, – тихо сказала матушка.
– Она умерла? – уточнил мальчик.
– Ее убили солдаты, – ответила матушка.
– Почему?
– Потому что она была не похожа на других.
С того самого дня Дэй и Гоулс играли вместе.
* * *
– Великая Эмер! – мужчина в просторном сером балахоне и капюшоне, скрывающим его низко опущенное лицо, почтительно склонился перед матушкой, сидящей на огромном ложе из светившегося изнутри стекла.
Дэй, играющий у ее ног, с любопытством рассматривал опоздавшего.
Около десятка старцев, явившихся вовремя, почтительно сидели на мягких скамьях далеко внизу.