Право на рождение. Дилогия (ЛП)

— Честно говоря, Вин, я не знаю, как он сейчас, но нутром чувствую, что твое присутствие в его комнате, — я подыскала верное слово, — будет раздражать. Кроме того, я далеко не девочка и способна сама о себе позаботиться.

— Я знаю, что ты смелая, и мне это очень нравится в тебе. Просто порой мне хочется облегчить тебе жизнь.

— Тебе это удается, — сказала я и быстро поцеловала его в нос. Я планировала остановиться на этом, но потом снова поцеловала его, уже в губы.

Он кивнул.

— Ну хорошо, смелая девчонка. Я подожду тебя тут. Если ты задержишься больше чем на полчаса, я пойду за тобой.

Я сообщила свое имя регистраторше за столом; она сказала мне номер палаты Гейбла, 67, и направила меня в коридор.

Я постучала в дверь.

— Кто это? — услышала я голос Гейбла.

— Это Аня.

— Входи! — Его голос казался странным, но в чем именно была странность, было сложно определить.

Я открыла дверь.

Гейбл сидел в инвалидном кресле лицом к окну. Он развернулся, и я увидела его лицо. Вся кожа была в язвах, а на левой щеке выделялся неестественно выглядящий участок пересаженной кожи от скулы до угла рта, из-за которого ему было трудно говорить. Несколько пальцев были замотаны бинтами. Все его тело выглядело ужасно истощенным и слабым. «Почему он сидит в кресле?» — подумала я и опустила глаза на его колени и ниже, к ступне. Да, к ступне — у него осталась только одна. Правая была ампутирована.

Гейбл смотрел на меня, пока я изучала его. Его серо-голубые глаза остались прежними.

— Я выгляжу отвратительно? — спросил он.

Я честно ответила:

— Нет.

Обстоятельства моей жизни не позволяли мне роскошь брезгливо относиться к ранениям.

Гейбл рассмеялся дребезжащим невыразительным смехом.

— Значит, ты врешь.

Я напомнила ему, что мне приходилось в жизни видеть худшее.

— Да, конечно, приходилось. Правда в том, что я выгляжу отвратительно в своих глазах, Анни. Что ты на это скажешь?

— Я могу понять, почему ты так чувствуешь. Ты всегда так заботился о внешности. Как в тот день в школе… Я знаю, что больше всего тебя раздражало то, что соус от спагетти попал на твою рубашку. — Я замолчала и посмотрела на Гейбла. Он кивнул и, странно, даже слегка улыбнулся, припоминая.

— Но то, как ты выглядишь сейчас… Никто не будет отрицать, что ты сильно изменился, но я подозреваю, что все не так плохо, как ты думаешь.

Смех Гейбла походил на жалкое блеяние.

— Я только и слышу ото всех, что я не должен говорить такие вещи. Но не от тебя. Поэтому я тебя и люблю, Анни.

Я не собиралась отвечать — он по-прежнему врал.

— Долгое время я хотел умереть, — сказал он. — Но больше не хочу.

— Это хорошо, — ответила я.

— Подойди поближе, сядь на кровать.

Все время, пока мы беседовали, я стояла у двери. Даже несмотря на то, что Гейбл был прикован к креслу, я все еще опасалась его. Когда мы были наедине, случалось плохое.

— Я не кусаюсь, — сказал он с вызовом.

— Хорошо.

Так как стульев в палате не было, я подошла к кровати и села на нее.

— Знаешь, почему мне отрезали ногу? Сепсис. Я никогда о таком не слышал. Это когда тело перестает работать и начинает убивать само себя. Я также потерял кончики трех пальцев. — И он махнул в мою сторону рукой в бинтах. — Но доктора сказали, что мне повезло. Я буду ходить и даже печатать. Разве я не похож на счастливчика?

— Да, похож, — я подумала о Лео, о маме и папе. — Ты выглядишь как выживший после чего-то ужасного.

— Я не хочу так выглядеть. Я ненавижу выживших, — он выплюнул последнее слово.

— Мой отец говорил: главное, что человек может сделать в жизни, — это выжить.

— О, поделись со мной жемчужинами преступной мудрости! Ты думаешь, мне хочется слушать, что говорил твой отец? Все время, пока мы были вместе, я слышал от тебя «папа то» и «папа се». Твой отец давным-давно умер. Пора вырасти, Аня.

— Я ухожу, — сказала я.

— Нет, подожди, не уходи, Анни! Я не привык к компании и прошу прощения, — сказал он тонким детским голосом. Думаю, мне стало жаль его.

— По правде говоря, ты все еще красив, — сказала я. И это было правдой. Его кожа заживет, он снова научится ходить и снова станет старым ужасным Гейблом; будем надеяться, что чуть более добрым и склонным к сочувствию, чем предыдущая версия.

— Ты так думаешь?

— Да, — уверила я его.

— Ты чертовая врунья! — расхохотался он. Он подкатил кресло к окну и тихо сказал: — Я думал о тебе каждый день, Анни. Я каждый день ждал, что ты придешь, но ты все не приходила. Я думал, что ты обязательно это сделаешь, учитывая то, что ты сыграла кое-какую роль в моей судьбе, но ты не пришла.

— Мне очень жаль, Гейбл, — сказала я. — У нас были не лучшие отношения, когда это случилось, но я действительно хотела приехать. Не знаю, слышал ли ты, но меня отправили в исправительную колонию «Свобода». И потом я сама была некоторое время больна. А после, думаю, я просто потеряла чувство времени. Мне надо было прийти.

— Надо было прийти. Собиралась прийти. Могла бы прийти. Не пришла.

— Мне очень, очень жаль.

Гейбл ничего не сказал и продолжал сидеть лицом к окну. Через несколько секунд молчания я услышала, как он хлюпает носом.