Машина остановилась перед воротами, широкие створки медленно разъехались в стороны и автомобиль плавно въехал во двор. Инга подняла голову и быстро осмотрела светящиеся мягким светом окна. Если он сказал правду, то там, за одним из этих окон находится её девочка. Она подалась вперёд, насколько позволил ремень безопасности, и тихо прошептала:
— Эрика. Где она?
— Наверное, уже спит. Глафира у нас очень строгая, а сейчас ночь.
— Она плохо засыпает, плачет и часто просыпается. Пожалуйста, отведите меня к ней.
— Конечно, ты только не волнуйся, дети очень чувствительны, и твой страх сейчас ничем не поможет, хорошо?
Инга кивнула и молча наблюдала за движениями мужчины. Он выскочил из машины, открыл заднюю дверь и крикнул кому-то в темноту:
— Ребята, займитесь этим парнем. Завтра всё расскажу. Машину загоните?
Кто-то что-то выкрикнул, и Никита удовлетворённо ответил:
— Всех взяли, Аркаш, не будет в нашем городе этой гадости.
Он обошёл машину, щёлкнул замок, тихо прошуршал ремень безопасности, и Инга опять оказалась на руках. Мужчина легко прошагал по двору, поднялся по ступеням и вошёл в полутьму дома. Откуда-то вышла немолодая женщина и ахнула, Никита тихо проговорил:
— Глаш, это Инга. Где девочка?
— Спит наша малышка, как ангелочек спит. Я её в гостевой рядом с твоей спальней уложила.
Инга вдруг уткнулась в шею державшего её на руках мужчины и тихо облегчённо заплакала.
— Ну ты чего? — Никита посмотрел на плачущую Ингу и тихо засмеялся: — И эта плакса сегодня омоновца покусала. Успокойся, ты дома. Идём к твоей девочке?
Инга обняла его за шею и тихо прошелестела:
— Да, спасибо. Простите меня.
Прозоров усмехнулся — опять это её неизменное «простите» — и двинулся к лестнице. Он тихо открыл дверь в комнату, всё так же не выпуская женщину из рук, вошёл и в свете ночника увидел спящую темноволосую девочку. Инга будто стекла вниз, опустилась на колени и бесшумно подползла к спящей дочери, уткнувшись лбом в край кровати. Её девочка была жива, всё остальное её не волновало. Что будет с ней самой, какое будущее ей уготовано, она не знала, но почему-то она была уверена, что мужчина, стоящий за её спиной, никогда не обидит её ребёнка. Она улыбнулась, повернув голову, и потеряла сознание. Её силы иссякли…
Илья Степанович поправил одеяло и молча указал Никите на дверь. Они вышли в коридор и Меньшаков спокойно сказал:
— Ничего страшного, Никита Юрьевич. Банальное переутомление, недоедание и совершенно расшатанная нервная система. Никаких признаков употребления наркотических или сильнодействующих препаратов я не вижу. Понятно, что последнее слово за анализами крови, результаты сообщу завтра. А… м-м-м… короче, ей сейчас нужно есть, пить и отдыхать. На улицу её выводите, пусть снежку порадуется, только тепло одевать надо, её ночные прогулки и переохлаждение ещё могут сказаться. И желательно никаких серьёзных встреч в ближайшие дни, она должна успокоиться и понять, что ей ничего не угрожает. Что до девочки — тут всё в пределах возрастных норм. Телефон педиатра я оставил, но врача вызовешь, когда мама в себя придёт. А рана на ноге заживёт, это просто кожа содрана. Болеть ещё будет, но это некритично. Ну, я поехал.
— Спасибо тебе, Илья Степанович, извини, что ночью сорвали.
— Прекрати, какие счёты? После всего, что произошло, это я должен вас благодарить, наркоманы-то это мой, как говорится, профиль. Но согласен на безработицу, чем на снятие ломки. Звони в любое время. Не провожай, дорогу знаю.
Никита пожал протянутую руку и вернулся в комнату Инги. Меньшаков говорил о переутомлении и нервном расстройстве. Это ему было понятно, но недоедание? Почему она не ела? Тоже на нервной почве? Или она… нет, об этом даже думать не хотелось.
Он присел на краешек кровати, потянулся к ночнику и убавил свет. Затем медленно опустился на постель, закинул руки за голову и уставился в потолок. Инга боится, он это чувствовал. Она не знает, что известно ему о её семье и её прошлом. Она никому не верит, и единственное, что удерживает её в этой жизни и в этой реальности — дочь. Маленькая темноволосая девочка с редким именем Эрика. И Прозоров не знал, как убедить её в том, что он не обидит, защитит, что настоящий мужчина никогда не поднимет руку на женщину. Что угрожать матери убийством ребёнка могут только отбросы и мрази.
Он понимал всё, но как объяснить это ей, женщине, что повернулась во сне лицом к нему и прижалась к его боку, ища тепла и спокойствия, он не знал. Но правы были предки: утро мудренее вечера, ночь всегда заканчивалась и опять приходил день, неся с собой свет, солнце, радость и смех. Так и будет. А пока спать, спать, спать…
Часть 7
Павел остановился, прислушиваясь к разговору за неплотно прикрытой дверью в эксплуатационный отдел:
— Ну одним сексом сыт не будешь!
— Согласна, но и борщом сильно не натрахаешься!
Девушки дружно рассмеялись, а Земляной замер, услышав знакомый голосок:
— Кать, ты уже меню составила? А как ты печень готовишь?
— Я её глажу и предупреждаю, что предстоящие выходные будут более сложными, чем прошедшие.