Право На Счастье (СИ)

Фаша внимательно смотрела в окно и её глаза потихоньку закрывались. Вдруг дверь в купе с шумом раскрылась и на пороге показалась проводница.

— Чаю не желаете? — Каким-то необычно грубым голосом спросила она.

Фаша от этого тона вздрогнула и остатки навалившейся дрёмы улетучились сквозь открытую дверь купе.

— Желаем, — смущаясь ответила Фаша и посмотрела на папу.

— Два, пожалуйста, — кивая проводнице, произнёс мужчина.

На столе появились два железных подстаканника с необычным рисунком. Два обычных гранёных стакана. Такими же Фаша всегда набирала муку, когда они с мамой пекли пироги вместе. Или замешивали тесто на блины… Две чайные ложки, не представляющие никакого художественного шедевра и два чайных пакета.

— Кипяток там! — Рявкнула проводница и ткнула пальцем по направлению длинного коридора.

Дверь с шумом захлопнулась, заставив вздрогнуть, на этот раз, обоих путешественников.

Помешивая чай в стакане, Фаша громко стучала ложкой о края. Папа делал вид, что не замечал этого стука, и тихо размешивал ложкой сахар в своём стакане. Достав бублики и сушки, он посмотрел на дочь.

— Тебе совсем нельзя шоколада? — С некоторым недоверием к маминым словам спросил папа.

— Мама говорит, совсем, — печально вздохнув, ответила Фаша.

Яркое солнце встретило путешественников на вокзале, когда поезд прибыл в пункт назначения. Папа поймал машину и поездка продолжилась по горному серпантину. Петляя по узкой дороге, с одной стороны которой были высокие горные породы, а с другой крутой обрыв, машина неслась вперёд. Фаша с ужасом смотрела в окно, представляя, что же будет, если водитель не справится с управлением. Но всё обошлось.

Когда дорога перешла в спокойную плоскость, не представляющую опасности, Фаша расслабилась.

— Интересно, а мама уже видела эти горы? — Думала девочка, представляя, как мамины добрые глаза увеличатся в размерах от вида обрыва и горного серпантина.

А папа её ласково обнимет и скажет:

— Не бойся, я с тобой! — А потом нежный поцелуй застынет на её красивых, одетых в красную помаду, губах.

Но когда двери папиного дома распахнулись и на пороге появилась молодая симпатичная женщина, Фаша почуяла обман.

Папа с сияющей улыбкой подошёл к женщине, и в страстном поцелуе застыли их тела. Его сильные руки скользили по хрупкой талии и локоны распущенных волос развевались со свежим ветром. Глаза Фаши налились слезами.

— А как же мама? — Крутились вопросы в её голове.

— Знакомься, Фаша, — вдруг прервал её мысли отец. — Это — моя жена. Это, — и он указал рукой в сторону, — наши дети: Купа и Вэйл.

— Жена?! Дети?! Наши? — Не понимая происходящего, отбивалась от мыслей девочка.

Тут ей стало немного нехорошо. Папа подхватил на руки и, громко сказав что-то жене, занёс ребёнка в дом.

— Видимо, от дороги устала, — пыталась объяснить состояние женщина.

— У неё больное сердце, — констатировал отец. — Много впечатлений для одного дня.

— А ты ей говорил про нас? — Спросила дама.

— Нет. Иначе, она бы не поехала.

Определив ребёнка в мягкие диванные подушки, мужчина снова подошёл к возлюбленной и страстно её обнял.

— Не переживай. — Успокоил он спутницу. — Придёт в себя, отдохнёт и привыкнет к новой ситуации.

Но Фаша не привыкла! Она мысленно понимала, что папа устал от её болезней и госпитализаций, что мама уже не настолько молода и красива, как эта новая жена, что дом у моря гораздо лучше двухкомнатной квартиры на краю промышленного городского района. Но её сердце никак не могло простить предательства и такого жалкого побега из семьи. Конечно, папа имел право на счастье. Но ведь Фаша и её мама тоже имели это право, а папа его нарушал.

Одиночество разлилось по телу девочки, когда она день за днём пыталась привыкнуть к обстановке нового дома и новых правил. Папа ей больше не принадлежал. Растворяясь в своей новой жене полностью, он мелькал как тень. Вэйл и Купа оказались братом и сестрой. Это были дети этой женщины, и папа никакого отношения не имел к генетическому родству с ними, но он чётко позиционировал себя, как "Отец", и постоянно занимался их воспитанием. Они вместе уходили на пляж, играли во дворе дома, читали книги.

Надув губы, Фаша наблюдала за происходящим со стороны и боролась. Боролась внутри себя с навалившейся несправедливостью и болью. И тогда она придумала себе, что будет уходить на море одна. Сперва папа ругался за это решение и даже пытался запереть Фашу дома, но потом, видимо, смирился, сдался, и даже, в какой-то степени, был рад, что малышки теперь не было дома так долго и не нужно было лишний раз переживать, как его обитатели будут с ней контактировать.

— Пойдём, поиграем в нашей комнате, — предложила однажды Купа.

Это была круглолицая пышущая здоровьем девочка десяти лет со светлыми волосами. Её брат, Вэйл, был годом её старше. У него волосы были чёрные. Видимо, как у его отца.

— Пойдём, — несмело выговорила Фаша, подозревая подвох.