Понять Глухаря было трудновато. От сильнейшего возбуждения он глотал не то что слова, но и целые предложения, и несколько минут ребята, стоящие неподалеку и сгорающие от нетерпения, так же как и полковник не могли взять в толк, что же все-таки случилось на поверхности. Сообразили лишь тогда, когда Родионыч строгим голосом велел Глухарю заткнуться, досчитать до тридцати и сказать лишь одно-единственное слово. Что там? Новые, невиданные доселе чудовища? Опять война? Или гости с других планет пожаловали? И они ожидали чего угодно, но только не того, что сказал Глухарь. А он, напрягшись в сложнейшей попытке выразить одним только словом то, ради чего он мчался сюда, родил:
— Караван!
Сначала Данил его не понял. С этим словом у него ассоциировалась цепочка верблюдов, мерно идущих по пустыне, тюки и баулы с товарами, перекинутыми через их спины, погонщики с плетьми в руках… В первое мгновение он подумал, что Мишка бредит, — мало ли, что там с ним на поверхности произошло? Вдруг заразился чем и мозги сдвинулись? И лишь по тому, как напряглось вдруг лицо полковника, он понял — весть и впрямь из ряда вон.
— Машин много? — тут же спросил Родионыч.
— Се… се… — Глухарь все никак не мог справиться с волнением.
— Семь? Ясно. Какие? Куда идут? Мимо?
— Два «Урала», три автобуса — марку не разобрал — и два УАЗа, — выпалил на одном дыхании Мишка. — Шли мимо, но свернули и прямо к нам. Теперь уж, наверное, у вокзала.
— Хорошо. Надевай ОЗК и жди в тамбуре. Я выхожу. Да, автомат-то сюда давай… Эх ты, вояка! Патрон-то почему не дослал?!
Он оглянулся, клацая затвором, и увидел стоящих неподалеку пацанов. Усмехнулся:
— Ну конечно, без вас-то никак… Ладно, понадобитесь. Саня, беги мужиков оповещай, а ты, Данька, хватай ружье, патронов побольше, и мигом сюда. Со мной пойдешь. Вдруг там война сейчас — каждый ствол понадобится.
Ребята наперегонки рванули по коридору.
Данил управился за минуту. Да и чего там управляться — давно уж собрано все! Ружье вычищено, вылизано и стоит в шкафу, дожидаясь своего часа, рядом подсумок под магазины АК, доверху наполненный патронами, заряженными самолично под чутким руководством деда во избежание осечек. И, конечно, противогаз тут же — куда ж без него? Ухватив все свое хозяйство, Данил поспешил назад и управился в рекордные полторы минуты.
Полковник облачался. Кивнув воспитаннику на лежащий рядом костюм, он продолжал отдавать инструкции подоспевшему Герману, одновременно с этим застегивая «крокодильчики».
— Вооружай мужиков, чем найдешь, и расставляй у входа. На случай, если нас наверху порешат и внутрь полезут, — дай им втянуться, и тогда атакуй. Первый удар отобьют — тогда уж готовы будут, не подступитесь, покрошат. Так что шанс у вас только один — врасплох застать.
— Не волнуйся, Сергеич. Ты у нас тут не один такой, стратег. Тоже кой-чего умеем…
Полковник с сомнением глянул на него, но говорить ничего не стал. Оглянулся на Данила — тот уже стоял полностью одетый и с ружьем наперевес.
— Ну что? Двинули?
Данил в ответ кивнул и нахлобучил на голову противогаз. В тот момент его переполняла неимоверная гордость за то, что именно он идет в паре с Родионычем.
Войны наверху не было, а имели место очень даже цивилизованные переговоры. Представители высоких договаривающихся сторон сошлись на нейтральной территории — на пятачке у мраморного крыльца вокзала — и, склонив друг к другу головы, о чем-то бубнили. В нескольких метрах с обеих сторон стояла охрана — по два человека с автоматами. На появление еще одной группы с оружием в руках караванщики отреагировали крайне агрессивно, мгновенно взяв ее на прицел, но по мановению руки своего предводителя тут же успокоились.
Тогда-то Данил впервые и увидел Барыгу. Невысокий, крепко сложенный, с брюшком, в черном противорадиационном костюме из демрона. Противогаз у него тоже был интересный, в Убежище тогда таких еще не имелось — вместо двух круглых стекол впереди находилось одно большое панорамное стекло, на голове он крепился лямками, не обтягивая череп резиной, а под фильтром торчала горловинка питьевого клапана. Сквозь панорамное стекло видны были улыбающиеся глаза и морщинки, убегавшие от уголков глаз к вискам, и благодаря этому торговец производил обманчивое впечатление добродушного толстячка. Именно эти морщинки да еще вежливость и обходительность, с которой он общался с окружающими, и оставили у Данила при первой встрече самое благоприятное впечатление об этом человеке. Впрочем, очень скоро оно развеялось — на самом деле Барыга оказался жестоким беспринципным циником и торгашом в самом отвратительном смысле этого слова.
Весть о том, что прибыл торговый караван, разнеслась по Убежищу в течение часа, и у выхода тут же собралась толпа — пришли все, кто не был занят в этот день на работах. Каждый рвался наверх полюбопытствовать, но усиленная охрана, поставленная Родионычем у гермодверей, не выпускала никого. Старшим стоял сам Герман, у которого авторитету было, пожалуй, не меньше, чем у полковника.