Право на силу

Десяти минут на то, чтоб освоиться на открытом пространстве, Данилу не хватило. В этом были виноваты его адреналиновые особенности — чуть организм почует опасность (а это чувство возникало каждый раз, когда он бросал взгляд наверх), и — БА-БАХ! Надпочечники выталкивают в кровь лошадиную дозу гормонов, которые, не находя выхода в действии, выливались в дрожащие руки, заплетающиеся ноги и кружащуюся голову. Только спустя полчаса эти приступы агорафобии немного притупились, и он, наконец, взял себя в руки. Дед, все это время внимательно наблюдавший за внуком, подал сигнал к движению.

На улице, под открытым небом, без крыши над головой, организм опять попытался взбрыкнуть, но Данил, сжав зубы и повиснув на Сашке, подавил бунт, а спустя пару минут и вовсе смог идти без поддержки.

— Ну, ты здоров, мутантище! — Санька кривился, потирая правое плечо. — Ты ж мне чуть руку не оторвал!

— Извиняй, Сань, сам видишь, что творится, — тяжело дыша, Данил снова оперся на товарища. — Колбасит не по-детски…

— Удары?

— Ну… Ничего, уже прошло почти…

За то время, пока он окончательно справился с взбесившимся организмом, группа отошла метров на пятьдесят от здания и пересекла привокзальную площадь, заваленную всякой дрянью. Сейчас она находилась у начала аллеи, между автомобильной стоянкой и сквериком с дикоразросшимися кустами и трухлявыми деревянными скамейками. Впрочем, автомобильная стоянка — это слишком громко сказано. Небольшую площадку, метров тридцать в поперечнике, сплошь покрывали погнившие за восемнадцать лет ржавые остовы машин. Облупившаяся краска, колеса с рваными лохмотьями истлевшей резины, разбитые стекла. У некоторых, правда, еще сохранились элементы внутренней отделки, типа передних панелей или кресел, но у большинства все это превратилось в труху, да к тому же фонило — не приведи Господь.

Данил отцепился от товарища, снял с пояса щелкающий без перерыва дозиметр и, сделав несколько шагов, подошел к прутьям ограды, опоясывающей стоянку. Дозиметр громко заверещал, и в окошке высветилась цифра «600». Рывок за шиворот — и Данил забарахтался в лапищах Шрека.

— Радиация, — пробубнил гигант, нависая над ним и назидательно грозя указательным пальцем. — Нельзя, Добрыня! Не ходи.

— Так его, Лёш! — дед Миха тоже погрозил внуку, но уже кулаком. — Че, забыл уже, что полковник-то говорил?! «До тридцати рентген»! А там сколько? Не суйся, куда не следует! Сейчас вот пробьем маршрут до леска — и по нему же в обратку двигаться! Ни шагу в сторону!

— Ты же, балбесина, столько гаммы получишь, что заживо сгоришь! — присовокупил Герман. — И не смотри, что в демроне, даже он тебе абсолютную защиту не даст! Считай сам: излучение в тридцать рентген, проходя через демрон, ослабляется в тридцать раз. Получаешь всего один. А от шестисот сколько?

— Двадцать… — прохрипел Данил, все еще болтающийся в руках гиганта.

— Вот-вот. А полтинник в час — уже лучевуха. Думай, куда лезешь! Незачем лишнюю гамму хватать!

Двинулись дальше. Данил с интересом оглядывался по сторонам. Пейзаж был безрадостный и с картинками в книжках как-то не вязался. Там все такое яркое, чистенькое, умытое нарисовано, а здесь… Дома облезлые, местами с отвалившейся штукатуркой и торчащими наружу элементами кирпичной кладки. У большинства окон выбиты стекла, если где и мелькнет целое — так и то какое-то мутное, будто оплывшее. От асфальта, когда-то покрывавшего улицы, ничего не осталось — или песком заметено, или выбоины и трещины, из которых пробивается молодая поросль, а то и деревца в руку толщиной. К тому же все вокруг усеяно осколками стекла, битым кирпичом, шифером и рубероидом, сорванным с крыш. Все ограды и заборчики, попадающиеся по пути, — ржавые, кажется, тронь — рассыплются. Со столбов свисают обрывки проводов, качаются под налетающими порывами ветра. Будь Данил в шкуре деда или любого другого, кто помнил эту местность еще до Начала, — сколько бы горечи испытал он при виде окружающей разрухи! Однако сравнивать ему было не с чем. Как сказал дед — все они дети подземелья, поэтому учиться жить и выживать на поверхности придется с нуля.

Когда проходили мимо больших покосившихся ворот, в которых навсегда застыл маневровый тепловоз, Ломоть ткнул в его сторону пальцем.

— Тут когда-то элеватор был. Вон на подъезде площадь какая — машины в очередь вставали, чтоб зерно сгрузить. Эх, какой элеватор был, весь район обеспечивал! В перестройку захирел, правда… Я тогда малой был, всего лет десять, но помню. Надо бы его обшарить как-нибудь. Там территории-то громадные, стопудово чего полезного найдем. Да и тащить недалеко, всего-то метров сто до дома.

— Ты чего же тут найти хочешь? — подал голос Кислый. — Хлебушка, что ли?

— Да какой теперь хлебушек, — отмахнулся Ломоть. — Не знаю, чё-то интересного всегда найдется. Пошариться стоит все-таки…

— В другой раз, — дед Миха повел дозиметром из стороны в сторону, остановился. — Не до того сейчас. Ну-ка, ребятки, задний ход! Что-то счетчик вверх пополз, наверное, пятно. Давайте крюка дадим.