Право на совесть

Начались совещания. В воскресенье и понедельник они происходили на основании мнений местных «специалистов». Кое-кто сразу заявил, что Государственный Департамент США не разрешит воспользоваться посольством как местом для политического убежища. Выдвинули было вариант с Клубом Иностранных Корреспондентов в Москве. Мне этот вариант не нравился. Я считал, что в Клуб могут спокойно приехать из МВД и забрать мою семью силой. Споры шли до понедельника. В понедельник появился Чарльз Маламут, один из директоров европейского отдела Голоса Америки. Он был много лет в Москве корреспондентом одной из американских газет, и заявил с места в карьер, что разговоры о Клубе — чушь. Или посольство, или ничего. И нечего огород городить, если не посольство. Это единственное место в Москве, откуда мою семью МВД не сможет вырвать силой. Пошли долгие дискуссии, не оборвутся ли дипломатические отношения между двумя странами, не смогут ли блокировать посольство, и так далее. Но Маламут стоял на своем: «посольство или ничего». Я присоединился к нему. Затем возник вопрос — заезжать ли за Яной домой или бросить ей письмо в форточку? В этом письме я просил бы ее подойти в определенный день и час к Собачьей Площадке. Там должна была стоять машина с таким-то номером. Яна не знала, что машина американская. Когда она садилась в машину, ее везли в посольство и по пути объясняли, в чем дело. Затем в газеты можно было дать сокращенную версию о том, что она села в иностранную машину и попросила политического убежища. Все эти варианты обсуждались с такой страстностью и такими деталями, что мне все более становилось ясно: они действительно поставили себе задачу — спасти мою семью. Я продиктовал им подробное описание моего дома в Москве, подходов к нему и образа жизни Яны, час за часом. Затем от обсуждения технических проблем перешли к проблемам стратегическим. Возник вопрос: как сделать, чтобы Яну не обвинили в сотрудничестве с иностранными разведками? Как объяснить общественному мнению мира, откуда она узнала об американской машине, или откуда американский посол узнал о существовании Яны. Получается своеобразный заколдованный круг: я не хотел выступать перед прессой до того, как Яна была бы уже в посольстве, а Яну нельзя было брать в посольство до той поры, пока не было официальных сведений о моем появлении на Западе.

Все эти вопросы получили свое окончательное разрешение во вторник. В этот день прилетел из Вашингтона специальный уполномоченный Государственного Департамента мистер X. Он заявил, что приехал в Германию специально для руководства спасением моей семьи и рассказал о плане, разработанном в Вашингтоне.

После согласования с высшими инстанциями американского государства, было официально разрешено пригласить мою жену в американское посольство в Москве, чтобы предложить ей там политическое убежище. Для того, чтобы избежать обвинения моей жены в шпионаже, к ней домой должны были приехать корреспонденты американской прессы в Москве. Для них организовывался специальный предлог для посещения моей квартиры. Делалось это следующим образом: Я записываю на пленку краткое обращение к мировому общественному мнению. В нем обрисовываю в общих чертах моральную проблему возникшую перед Яной и мной. Рассказываю о решении, принятом нами. Причем, вставляю в текст несколько подлинных слов Яны и моих, которые известны только нам обоим. В первые строчки своего обращения я включаю точный адрес нашей московской квартиры.

В четверг, 21 апреля, то есть через два дня, в Бонне созывается пресс-конференция. Созывает ее американский Верховный Комиссар и приглашает всех корреспондентов, аккредитованных в Бонне. Однако причина и тема пресс-конференции хранятся в абсолютном секрете до момента ее открытия. Несмотря на то, что обычно такие пресс-конференции назначаются на утро, в этот раз Госдепартамент решил установить время начала в 14 часов. Причину мистер X. объяснил так: в расписании Яниного дня я указал московское время 16 часов, как час, когда Яна всегда кормит Алюшку обедом. А весь план и заключался именно в том, чтобы в момент начала пресс-конференции Яна была бы дома.

В 13.45 по боннскому времени радиостанции Голоса Америки начинали передавать мое обращение, записанное на пленку. Одновременно, в Москве, в американском посольстве, у радиоаппарата сидели заранее предупрежденные корреспонденты. Как только по радио передавался адрес моей квартиры, а это произошло бы в первые же секунды, корреспонденты получали легальное право ринуться к моей квартире, чтобы «интервьюировать» Яну. Внизу уже стояли бы заведенные машины. Через пять минут они были бы у дверей нашей квартиры в Кривоникольском переулке.

— А если корреспонденты не ринутся? — спросил я.

— Ну, кое-кому из них можно и приказать. Заранее, конечно, — вмешался присутствовавший полковник американской разведки. Он посмотрел вопросительно на англичан, как бы ожидая, что они согласятся с ним, но те промолчали. Мистер X. продолжал развивать план: