Право на Тенерифе

Юля бы солгала теперь, если бы не призналась, что была немного заинтригована; от Жени исходила повышенная вовлеченность, удивительная при ее занятости по дому и при ее размеренном складе характера. Юле будто ничего не оставалось делать, как согласиться. Вскоре за Катей заехала Василиса с матерью, и они втроем отправились в парк. Юля же побежала в сквер, благо Женя жила не так далеко, и можно было за двадцать минут дойти до нее. В большом сквере с замершими корягами-деревьями стояло несколько лавок, и Юля, увидев Женю на одной из них, уселась рядом с ней.

– Так в чем же срочность? – спросила Юля.

– Ты не понимаешь, – Женя покачала головой, и голос ее прозвучал как-то странно, манерно даже, словно она хотела впечатлить ее намного сильнее, чем сама новость. – Я недавно узнала… Даже не знаю, как сказать тебе… Что Марина, оказывается, считается чуть ли не проституткой!

Юля от неожиданности совсем растерялась, но все же собралась и ответила.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она сухо.

– Наши общие знакомые рассказали, что она всю жизнь от своего мужа гуляет. И это наша подруга! Мы с ней столько лет вместе, поддерживаем, когда она с мужем ссорится. А на самом деле нужно было быть не на ее стороне, а на стороне Виталика.

– Ну, ты так же мало знаешь о ее благоверном, – ответила Юля, протестуя против столь скоропостижных выводов.

– Ты хочешь сказать, что ты знала об этом? – спросила вдруг Женя, пристально глядя на нее.

В этот момент Юле показалось, что на нее смотрела не взрослая женщина, а ребенок десяти лет, столь наивными ей показались эти большие выпученные глаза, покрытые мутноватой пленкой. Но она не отвечала. Нависла неловкая пауза. Только сейчас Юля заметила, что вокруг царила осень с холодными скамьями, раздетыми ветками и мокрой землей, да грязными лужами вокруг. На детской площадке половина горок и качелей были давно сломаны, да покрыты грязью и водой. Казалось, не весна сейчас.

– Как же ты могла с ней после этого общаться? – повысила голос Женя.

– Что же ты предлагаешь? Перестать дружить с ней?

– Конечно! Она заслуживает всеобщего порицания.

– Не суди, да не судим будешь, – ответила задумчиво Юля.

– То есть для тебя это нормально, что жена гуляет от мужа? Тогда и муж пусть гуляет, так? И общество погрузится в хаос и вседозволенность!

– Нет, конечно, не нормально. Я много раз пыталась вразумить ее, но, к сожалению, не особенно помогло. – Тяжело вздохнув, она продолжила. – Пойми, ты видишь в Марине только то, что не соответствует твоим заповедям. Ты не видишь в ней того, что вижу я. То же верно и про Костю.

– И что это? Ну что?

Но Юля не проронила ни слова.

– И такой человек теперь сел на уши Алине и пытается руководить ею! Это феерично! Как ты не понимаешь, именно поэтому мы не должны позволить ей вмешиваться.

– То есть Костю, ты считаешь, нужно помиловать за измену, а Марину сразу на плаху? – по лицу Юли было видно, что весь разговор ей крайне неприятен. – Как-то нужно тогда с одинаковым смирением относится к грехам других людей.

– Если ты действительно переживаешь за Алину, то ты должна бояться за нее, за ее будущее. За будущее ее детей. Разве тебе самой не страшно, что с ними со всеми станет, если они разведутся? Я такой человек, что я за всех переживаю, за всех. Для меня важно все, что происходит с моими близкими. Я не могу спать по ночам, если что-то угрожает счастью моей семьи или моих подруг… нет, я не успокоюсь, пока не уговорю Алину сохранить брак. А эта Марина… Марине вообще плевать на нас всех! Она пофигистка! Ей только до себя!

– Может быть, мы не правы в том, что позволяем страху управлять нашими жизнями, – вдруг сказала Юля. – Жизнь как-то теряет свою прелесть, когда мы во всем подчиняемся этой внешней абстрактной силе.

– Глупости! – Отмахнулась Женя. – Эволюция построена на страхе, он делает нас лучше, заставляет охранять наши жизни. Инстинкт самосохранения и так далее.

– Эволюция, – улыбнулась Юля, вспомним, что теория Дарвина не вписывается в религиозные догмы. – И все-таки, ты так про Марину плохо говоришь, будто в тебе проснулась зависть, а между тем чему завидовать? Тем более тебе! Будь мягче к ней. В конце концов, ты счастливый человек, у тебя трое детей.

– Ну да, таким людям еще позволить детей рожать. – Съязвила Женя, а Юля от этих слов подскочила, словно ужаленная.

– Мне пора уходить. – Хрипло проронила она.

Юля пошла прочь, руками быстро нащупывая телефон в сумке.

Юля снова стала звонить Алине, но та не отвечала. Подруга начала беспокоиться: ей казалось, что за этими пустыми беседами с Женей они упустят самое главное. Ей вдруг пришло на ум, что Алина, темпераментный человек, страдающая бездельем большую часть времени, могла тем временем сотворить что-то с собой.