Право на возвращение

Карпухин скинул с плеч полотенце.

- Пойду искупаюсь, - сказал он. - Кто призван выполнить миссию, тот не утонет.

- Да? - с сомнением сказала тетя Роза. - Мне почему-то казалось, что Мессия должен прибыть на белом ослике, и не в Нетанию, а в Иерусалим.

- Миссия и Мессия - две большие разницы, дорогая Роза, - сказал Карпухин и пошлепал к воде.

* * *

- Михаил Янович Гинзбург, - сказал Мирон после того, как ужин был закончен, пиво выпито, а кофе подан, - живет в Тель-Авиве на улице Гуш Эцион, дом шестнадцать, квартира сорок один. Он, конечно, мог поменять адрес и не уведомить об этом министерство внутренних дел, так что я бы не считал эту информацию такой уж надежной...

- Гуш Эцион, - смущенно пробормотал Карпухин. - Ты мне поможешь найти эту улицу?

- Где эта улица, где этот дом? - пропел Мирон. - Знаешь, Саша, я сам не большой знаток Южного Тель-Авива, но ты, видимо, думаешь, что в Израиле уже нет квартирных телефонов, одни мобильники? Или ты решил, что в Израиле нет телефонной справочной?

- Помнишь, Мирончик, - вмешалась Роза, - когда мы приехали, учительница спрашивала нас в ульпане: "А у вас в России был телевизор? А вы знаете, как пользоваться стиральной машиной?"

- Ну да, - с досадой отозвался Мирон, - про унитазы нас тоже спрашивали. Но я...

- Звони в справочную, - прервал Карпухин неожиданный приступ воспоминаний. - Только... если он действительно поменял квартиру...

- Если телефонная линия у него купленная, - назидательно произнес Мирон, - то номер не меняется от того, сколько бы раз хозяин ни переезжал с места на место.

Он набрал три цифры и, помолчав, быстро произнес на иврите несколько слов. "Совсем без акцента", - подумал Карпухин и хмыкнул: интересно, как он, вовсе не зная языка, мог бы определить акцент. Просто ему показалось, что Мирон говорил на иврите так, как он, Карпухин, не сможет никогда в жизни. Да и надо ли ему?

- Во-о-от, - протянул Мирон, записав номер на бумаге и положив трубку. - Сам звонить будешь или...

- Сам, - сказал Карпухин. - Только не сейчас. Позже.

- А может, они рано ложатся? - запротестовал неугомонный Мирон, но на помощь Карпухину неожиданно пришла тетя Роза.

- Мирончик, - сказала она. - Здесь даже маленькие дети раньше десяти спать не идут.

* * *

Карпухин сел за телефон, когда все угомонились, и даже из спальни хозяев перестали доноситься громкие голоса - Роза доказывала мужу, что гостей непременно надо повезти в Назарет и Вифлеем, эти цитадели христианства, а Мирон сердито объяснял, что именно в этих цитаделях сейчас делать нечего, потому что они стали оплотами мусульманского экстремизма, а не христианского смирения, и если она не хочет, чтобы ее сестра оказалась в неприятной ситуации...

Наконец, затихли.

- Ты собираешься спать, Саша? - спросила Руфь, выглянув из комнаты.

- Да, - ответил он и поднял трубку.

"Гинзбург - ночная птица, - сказал ему в Москве Яков Аскольдович. - На работу он не приезжал раньше полудня, но зато и не уходил раньше двух-трех ночи. Говорил: "Когда же думать, если не по ночам?" Я не знаю, конечно, изменились ли его привычки на Земле обетованной"...

Карпухин уже знал, что происходит с привычным укладом жизни, когда переезжаешь в незнакомую страну, где совершенно другой климат, другие люди, другой язык, другая реальность, и ты тоже вынужден стать другим настолько, что старых знакомых не узнаешь, а о старом месте работы забываешь так прочно, что, если тебе звонят в двенадцатом часу и напоминают о...

- Слушаю! - произнес бодрый голос после второго гудка.

- Добрый вечер, - сказал Карпухин. - Прошу прощения за поздний звонок, но, если я говорю с Михаилом Яновичем Гинзбургом...

- То должны знать, что я не ложусь раньше полуночи, - подхватил голос, в котором все-таки Карпухину почудилась и усталость, может, даже не физическая, а усталость души, или это ему только показалось?

- Да, - помедлив, сказал Карпухин, - я, собственно, хотел передать вам привет от Анатолия Аскольдовича...

Почудилось ему или на самом деле человек, державший у уха трубку и находившийся на расстоянии трех десятков километров от Карпухина, коротко вздохнул и замер в нетерпеливом ожидании?

- Вы меня слышите? - спросил он, потому что долгую минуту в трубке молчали, и даже дыхания слышно не было.

- Слышу, конечно, - тихо сказал Гинзбург. - Спасибо. Как он там? Вы... Вы с ним знакомы или...

Конечно, он хотел спросить, работаем ли мы вместе, но не знал, удобно ли задавать такой вопрос.

- Нормально, - сказал Карпухин. - У академика Карелина все в порядке.

Академиком РАН Карелин стал совсем недавно - во время весенней сессии, прошел с небольшим перевесом, вполне мог и проиграть, космонавтика нынче среди академиков не то чтобы не в чести, но и не среди очевидных приоритетов. Подробностей избрания Карпухин не знал, но считал не лишним упомянуть имя Карелина с отныне положенными ему регалиями.

- О, - с чувством сказал Гинзбург, - академик, говорите? И не забыл передать привет простому...