Право на вседозволенность

Далее он во всех красках расписал Оберону, что на самом деле так подкосило Юлиану, и как он ее спас в день Бала хризантем. Рассказал, как не допустил, чтобы ее имя упоминалось хоть в одном из полицейских протоколов, дабы его не трепали все, кому не лень.

Астарот принес разобиженному инкатору свои извинения, пожурил его за то, что тот не рассказал ему об этой трагедии раньше и уехал в полицию перепроверять его слова. Когда ему и там повторили все слово в слово, он решил поверить Карминскому до тех пор, пока Юлиана не очнется.

Но потом ему стало не до нее. Снова набиравшая силу война требовала денег, и Оберон отправился в вынужденное турне по странам-союзницам с просьбами о помощи.

Четыре дня Карминский не решался разбудить Юлиану, опасаясь, что она и правда стала чокнутой. Но пустая трата времени бесила его, к тому же врач постоянно жужжал ему на ухо, что ей нужен хороший психолог, а не наркотики, и он в конце концов сдался.

Едва девушка открыла глаза, как он стал засыпать ее вопросами, проверяя ее рассудок. Еще ничего не соображавшая Юлиана автоматически отвечала на них, даже не понимая, кто их задает. И хотя ее речь была сильно замедленной, было ясно, что с головой у нее полный порядок.

Карминский так и не понял, притворным было ее временное помешательство или настоящим. Когда врачи признали состояние девушки удовлетворительным, он объявил им, что забирает ее домой.

Когда они вместе вышли из отделения, он, как бы невзначай, обронил:

- Сюда на днях попал твой хороший знакомый. Хочешь его навестить?

- Кто? - только и смогла спросить обомлевшая Юлиана.

- Пойдем, посмотришь! - хитро улыбнулся Жнец.

Он привел ее в отделение интенсивной терапии. Посреди небольшой палаты стояла высокая кровать, от которой во все стороны тянулось множество трубок и проводов. На ней лежал багрово-синий от побоев Эндрю Нортон.

Девушка громко вскрикнула и кинулась к кровати. Нортон приоткрыл сильно опухшие глаза и что-то невнятно прохрипел. Присоединенная к нему аппаратура часто запикала.

- О, господи! Что с ним? - заламывая руки, спросила Юлиана.

- Перелом гортани, множественные переломы ребер, сильное сотрясение мозга. Плюс отбиты почки, и ему до конца жизни придется жить на гемодиализе. Его позавчера избили. Эндрю, кому же вы так досадили? - ехидно осведомился инкатор.

Нортон потянул Юлиану к себе. Она наклонилась, и он прошептал ей в ухо:

- Это его вы боялись, да?

Шепот оказался слишком громким, и Карминский дребезжаще рассмеялся.

- А кого же еще? Зато теперь ты знаешь, кого благодарить за свое нынешнее состояние! Ну все, Юлиана, пожелай своему приятелю что-то банальное и неосуществимое вроде "скорейшего выздоровления" и пойдем!

Девушка судорожно сжала рукой холодную ладонь охранника, попрощалась с ним взглядом и молча вышла из палаты. Карминский ухмыльнулся и пошел следом за ней.

Как обычно, всю дорогу до академии они молчали. Сообщив, что утром ждет ее в классе, инкатор высадил ее возле дома и уехал. Пока она лежала в больнице, он вдоволь налюбовался на еще не успевшие зажить порезы на ее руках. Он надеялся, что демонстрации искалеченного Нортона ей хватит для того, чтобы повторить свою попытку покинуть этот негостеприимный для нее мир.

На следующее утро Юлиана на занятие не явилась. Ее телефон тоже не отвечал. Теша себя надеждой, что она покончила с собой, Карминский поспешил к ней домой.

Она открыла ему почти сразу. Его проницательный взгляд быстро обежал ее с головы до ног, подмечая домашнее платье вместо мундира, непримиримый взгляд и сузившиеся в точки зрачки.

- Даю тебе три минуты, чтобы переодеться, после чего мы едем в инкаторию, - бросил он.

- Никуда я с вами не поеду! – отрезала Юлиана. - Уходите!

От такой решительной отповеди Карминский даже опешил.

- Серьезно? Боюсь, ты плохо понимаешь, что тебя в этом случае ждет! У тебя осталось полторы минуты на переодевание, иначе…

- Иначе что?

- Иначе я переодену тебя сам! – пригрозил он.

Она безразлично пожала плечами и указала рукой в сторону валявшейся на полу темной кучки. Старый инкатор прищурил потерявшие былую остроту зрения глаза и понял, что это груда лоскутков, в которую его ученица превратила свои мундиры. Резко дернув девочку на себя, он прошипел:

- Да что ты себе позволяешь, маленькая дрянь?! Зачем ты это сделала?

- Потому что мне они больше не пригодятся! – огрызнулась она. Как ни хотелось Карминскому избить ее за этот поступок, он сдержал себя.

- Значит, бунт… - пробормотал он, выдвигая себе стул из-за стола.

- Ладно… Что-что, а бунты подавлять я умею! Глупая... Не жалко тебе себя совсем… Ты же понимаешь, что через пару дней станешь послушней рабыни?

Внутренности Юлианы болезненно сжались от его угрозы, но она не уступила своему малодушному желанию сдаться.

- Понимаю, - вместо этого ответила она. – Только что вам это даст? Из рабыни инкатора не получится!

Карминский усмехнулся.